Журнал «Юность» №07/2021

Литературно-художественный журнал

– И как, на хрен, это понимать?

– Ты ему понравился, – ухмыльнулся Билл. – Говорит, ты смешной.

* * *

По мере того как они продвигались глубже в прерию, Джо все ленивее отмахивался от поджарой фигурки койота, упрямой тенью следовавшего теперь за ними чуть в стороне.

– Чего увязался? Брысь! – ворчал он, когда тот подбирался слишком близко, но украдкой беспокойно оглядывался по сторонам, если надолго терял его из виду в сухих зарослях чертополоха.

– Так просто ты теперь от него не отделаешься, – пояснил Билл, на ходу выжимая взмокший от пота шейный платок. – Он говорит, что избрал юного Колумба своим

хозяином.

– Юного Ко… Ты что же, подслушивал? – Джо возмущенно оглянулся на койота, но, быстро опомнившись, потер виски и добавил: – Нет, серьезно, что прикажешь делать с этой псиной?

– Привыкай, малец! Он поклялся охранять тебя и твой дом.

– Сколько еще повторять: вот это, – обмахиваясь шляпой, Джо сжал ее в руке, – это и есть мой дом! Из кустов снова послышался знакомый гогочущий лай.

– Надень шляпу, пока солнечный удар не схлопотал, – сказал Билл строго. – Не о том доме толкует твой дружок. Он интересуется, куда хозяин намерен девать награбленное, уж не в ту же ли тляну?

– Набью им твое чучелко, – огрызнулся Джо. – Есть идеи получше?

Громоздившееся вдалеке нечто, принятое им сперва за горную гряду, теперь стремительно приближалось. Вздымаясь до самого неба и сметая все на своем пути, необъятная масса песка и пыли сплошным валом ползла прямо на них.

– Говорит, знает пару укромных пещер в горах неподалеку отсюда, – доложил Билл. – «Но твой дом, хозяин – это твоя память».

На этих словах койот вывалился из бурьяна, чтобы пометить корягу на обочине, после чего обвел их обоих пристальным взглядом, потянул воздух носом и шумно чихнул.

– Будь здоров, – машинально бросил Джо, и вдруг вся скопившаяся усталость разом навалилась на него. Солнце намертво застряло на прежнем месте и, будто длящаяся магниевая вспышка, выжигало и делало все под собой как бы плоским. Джо отставал, еле ворочая ногами, – блеклая сепия непроходимого пространства обволакивала их тугой пеленой, каждый шаг через которую давался все тяжелее. Когда Билл окликнул его, он был уже по пояс в зыбучем песке.

– Спокойно, парень, – Билл размотал лассо. – Такое случается даже с лучшими из нас! Не суетись только, сейчас мы тебя вытащим.

– Отличный, на хрен, совет, Билл. – Джо барахтался в вязкой жиже. – Просто замечательный! Да ты не торопись, я чудесно провожу здесь время. Койот без продыху скакал вокруг, тявкая и срываясь на вой, но вдруг замолк, насторожил большие уши и, поскуливая, стал пятиться назад.

– О, да ради всего святого, уймешься ты, или… – взмолился было Джо, но, подняв взгляд, резко похолодел. – Чтоб меня…

Громоздившееся вдалеке нечто, принятое им сперва за горную гряду, теперь стремительно приближалось. Вздымаясь до самого неба и сметая все на своем пути, необъятная масса песка и пыли сплошным валом ползла прямо на них.

– Брось меня, – тихо выдохнул Джо и повторил, уже тверже: – Бросай меня, старик, и спасайся сам!

Лассо взвилось вверх затейливой виньеткой и обхватило его за талию.

– Черта с два, малец. – Билл с силой потянул на себя, упираясь в крупный валун. – Не дождешься! Веревка заскрипела от натуги, но Джо не тронулся и на четверть дюйма.

– Старый дурак! – взревел он. – Что толку, если мы оба здесь сгинем?

– Никто не сгинет сегодня, – отрезал Билл. – Нам ведь еще на поезд надо успеть, не забыл?

– Есть немного. – Джо скривился в горькой усмешке. – Моя память пещера, или как там?

– Твоя

память – твой дом, – пыхтя и отдуваясь, поправил Билл.

Он нашел глазами койота. Топорща косматый подшерсток и скалясь, тот поминутно заходился лаем, будто силясь отпугнуть бурю.

– Он говорит, – Билл поднял бандану по самые глаза, защищаясь от поднявшейся в воздух пыли, и покрепче перехватил веревку, – он говорит: «Как твоя матутка не выбирает специального дня, чтоб запастись нужными в хозяйстве мелочами, а просто завсегда имеет в виду домашние хлопоты, и потому в разгар лета не пройдет мимо приглянувшегося рождественского подсвечника, и прихватит заодно моток ниток впрок, если пряжа добротная, и сверток твоих любимых леденцов в придачу, даже когда ты так далеко…» Казалось, сам горизонт встал на дыбы: туча подступила вплотную, и в ней стали различимы отдельные завихрения – схлестываясь друг с другом, клубясь, они бурлили и перекатывались уже совсем рядом, неся за собой прелый запах дегтя, сена, сырого войлока и кирпича. У Джо закружилась голова.

– Ты был отличным напарником, старик, – еле простонал он.

Не обращая внимания на его протесты, Билл продолжал вещать, перекрикивая налетевший ветер:

– «…Так и тебе следует быть начеку, чтоб ухватить навсегда этот день, и этот воздух, и все, что им дышит: из далекого птичьего крика, из запаха едва погасшей свечи, из еще нераспечатанного письма, из рыбьего взгляда случайного прохожего, из мороси и из изморози, и из ее волоса, из эха под мостом, из полуслова о том о сем, из блика в чужом окне и из виденного только во сне, из дверных звонков, из оторванных пуговиц, из опустевшей скамейки и водостока, из ветра – ты сложишь такой дом, в котором твой драгоценный паровоз уместится хоть весь целиком вместе со всем его золотом, красотками, кочегарами, дымом из трубы…»

Мощный шквал ударил свинцовой волной, и разом ощутимо стемнело.

* * *

Осязаемо-густая, безбрежная темнота мерно покачивалась, и обмякшее тело Джо дрейфовало в ней, то совсем растворяясь, то выныривая будто заново обретенной пяткой или локтем, и, кратко вздрогнув, окуналось обратно в сладкое забытье. Приглушенные звуки долетали как бы издалека и с запозданием наслаивались друг на друга под ровный метроном знакомых шагов, но и тот вскоре затерялся в общем топоте, скрежете, шипении и растущем монотонном стуке. Протяжный гул становился все ближе, а совсем рядом ему вторил хнычущий голосок: ммм-мам-ма-ма-мм…

– …М-мм, – перебил малец самого себя, выпрямляясь на грубой деревянной скамье, и смутился: с сиденья напротив на него пялился какой-то франт в цилиндре и клетчатом костюме.

В неверном свете мерцавших под потолком ламп вагон был полон дикого вида охотников и чумазых фермерских жен, сидевших верхом на своих тюках и уткнувших угрюмые обветренные лица в мохнатые воротники засаленных дубленых полушубков. Со всех щелей отчаянно сквозило, и печные патрубки под сиденьем напрасно тужились душным маслянистым жаром, не справляясь даже с грязной слякотью на полу. Зажатый в тесном углу у самого окна, малец зевнул, неловко потягивая затекшие конечности, и облачко пара из его рта растопило в заиндевевшем стекле крошечную неясную проталину. Сквозь нее в мельтешении бури проступили из мрака смутные очертания железнодорожного откоса и нескончаемая эстафета телеграфных столбов, кое-где завалившихся в сторону мглистой чащи и оплетенных уродливыми гнездами провисших меж них проводов.