Журнал «Юность» №07/2021
Шрифт:
Ужас, смятение, даже горе ожидающих коротких радостных минут людей невозможно описать. Все замерли, не понимая, как им жить дальше. Время вмиг остановилось.
И тут ее малютка взяла сколоченный для нее отцом из планок ящиков стульчик, вынесла на середину избы, встала на него и тоненьким и чистым голоском запела одну за другой песни, не раз слышанные ранее на их двух пластинках, которые сама любила ставить на круг, надевая на стальную ось. И под ее высокий голосок матросы по очереди танцевали с девчушкой-почтальоном и мамой. Вальс и танго, вальс и танго.
А она все время
Прошел год, закончилась война, и она с дочерью вернулась на материк в свой город. Квартира, где они некогда жили семьей, давно была занята другими людьми, еще с ареста мужа. И они стали жить вдвоем с дочкой в предоставленной комнатке в общежитии рядом с заводом, куда она пошла работать.
Сынишка заболел крупозным воспалением легких. Вчера пришло известие от сестры, и теперь они шли на почтамт, чтобы дать ответ. Приехать не было никакой возможности. Нужно было собирать малышку в школу, да и с работы ее никто бы не отпустил. Оставалось лишь надеяться, что нужно еще потерпеть – и они все же будут жить все вместе, втроем.
Солнечный летний день хотел согреть лучами тепла. Дочка, не ведая ни о чем, весело катила впереди маленькую детскую коляску с заботливо уложенной спать куклой. Это был ее малыш – мальчик. И тут навстречу с гиканьем пронеслись на велосипедах два сорванца и, сделав резкий вираж, свернули в подворотню. Дочка задержалась, отстав. Не смея зайти во двор высотного дома, прильнула к прутьям решетки ворот, позвав мальчишек просящим голоском:
– Мальчики, мальчики…
Те разом обернулись, но, увидев малышку, махнули руками и со смехом унеслись дальше. Продолжая стрелять из воображаемых пистолетов.
Притихшая девочка стояла у решетки, наблюдая за удаляющимися ребятами, пока она, потеряв ее из виду, не окликнула:
– Аня, ты где?! Быстро сюда! Я думала, я тебя потеряла…
И дочка поплелась за мамой, катя перед собой коляску и продолжая оглядываться через плечо, покуда был виден двор, где пропали ее мальчики. В надежде, что те выедут на велосипедах на улицу и они снова встретятся.
Она же торопилась на почту и тоже продолжала надеяться.
Русская Мама
Отчего этот поселок на берегу моря назывался Русская Мама, с ударением на последний слог, а не на первый, что было бы естественным, он не знал. Но необычное название ему очень понравилось.
Он много чего тогда еще не знал в той жизни, куда пришел семь лет назад. Не понимал он до конца, и почему родители уезжали из этой удивительной бухты такими грустными. Но был уверен, что они сердятся друг на друга. А мама так, скорее всего, даже не могла простить за что-то папу. Который откровенно злился, как и всегда при размолвках, когда не мог пробиться к маме, которая становилась как-то меньше, но тверже, слегка сутулилась и на несколько дней замолкала.
Не знал он и того, что рядом с Русской когда-то была и Татарская Мама. И хотя маминых родных в конце войны, послушных неумолимой воле, указующей вдаль согнутым крючком перста, выселили не отсюда, а из Джанкоя, гораздо позже он подумал, что, наверное,
Даже сейчас, несмотря на хмурые лица, родители оставались молодыми и самыми красивыми. Он и сам это видел, и об этом неоднократно говорили разные люди, знакомые и незнакомые. Многие из них еще удивлялись, что он совсем не похож на маму. Все отчего-то считали это странным и нехарактерным. Ведь мама такая чернявая и черноглазая, а он уродился в светловолосого и голубоглазого папу. Словно бы приготовился всю жизнь провести на севере, никогда не возвращаясь на мамину родину, в Крым.
Это было первое их столь далекое путешествие после покупки папой машины. Они добирались несколько дней, дважды ночуя в пути у знакомых.
Здесь на долгожданном, отпускном для родителей, жарком юге все было просто замечательно.
В чудесный мир они переправились в полутемном чреве неповоротливого кита, в пропахшем запахами моторного масла и мазута гулком железном пароме, где огромные грузовики и маленькие легковушки спрессовались в единую, неделимую массу. Выпустили их к новому свету уже в Керчи, где на окраине, в каком-то Аршинцево, к ним в машину подсели добродушный остряк дядя Юра и его жена тетя Лида, отвечающая заливчатым хохотом на все шутки мужа. Эта пара была живым олицетворением этой солнечной земли, такие заразительно веселые, что втроем на заднем сиденье было даже лучше, чем одному. Хорошей компанией поехали в заводской пансионат, который всю дорогу расхваливал балагур дядя Юра, если не травил анекдоты и не комментировал езду попутных и встречных водителей. Деление производилось на ездунов, куда входила большая часть, ездоков и редких ездецов.
База отдыха располагалась неподалеку, в Геро-евке, на Черном море, что особо подчеркивал дядя Юра, явно ставя его выше жалкой пресной лужи – Азовского.
Действительность несколько поколебала напор и настрой дяди Юры. Видимо, он сам не ожидал, что, похожие на снятые с колес вагончики, душные, без каких-либо удобств домики с раскаленными стальными крышами, похожими на стиральную доску, расположены на необжитом и продуваемом голом берегу. Но дареному коню в зубы смотреть совсем необязательно, так что оставалось только радоваться. Солнце в выси и синее, а совсем не черное море, у самых ног, никто отменить не мог. Он тоже не понимал, какие еще нужны удобства, если есть где спать, – жаль только, что не на раскладушке, – и главное, совсем рядом бесконечно шумит и зовет теплое море, в котором, он надеялся, папа научит плавать.
Конец ознакомительного фрагмента.