Журналист для Брежнева или смертельные игры
Шрифт:
Забывшись, что я не дома, достал сигарету, чиркнул спичкой и тут же спохватился – неуклюжий черт! Но было поздно – Инна проснулась, проворно вскочила с софы:
– Ой! Который час?
– Около одиннадцати. Инна, как фамилия вашего бакинского корреспондента?
– Радий Свердлов. Вообще-то он Радий Аухман, но по материнской линии Свердлов. А Вадик здесь его называет Котовским.
– Инна, можно я от вас позвоню?
– Да, конечно.
Я набрал междугороднюю, сказал пароль прокуратуры и попросил срочно соединить с Баку, с корреспондентом «Комсомольской правды» Свердловым. И сказал Инне:
– Инна, садитесь. Возьмите вторую рюмку. Это прекрасное вино «Черные глаза», как раз сегодня приятель привез
– Жил Бекин? – перебил недоумевающий голос. – У меня? Белкин? Я его уже год не видел. С прошлого лета…
– То есть? – оторопел я. – Он был в Баку с 12-го мая.
– Да, я слышал, что он был в Баку вроде бы проездом. Но ко мне он не заходил. То есть, может, он мне звонил, но я все время по районам мотаюсь, сейчас ведь лето, много работы… – голос был извиняющийся, но твердый.
Вот тебе и раз!
– Хорошо, извините, – Я положил трубку, посмотрел на Инну.
Она не прикоснулась к вину, она так и стояла посреди комнаты, освещенной лишь настольной лампой, и из этого полумрака на меня смотрели черные и глубокие, полные тревоги глаза этой обиженной, явно брошенной Белкиным, но все еще любящей его женщины.
– Что он сказал?
– Он сказал, что не видел Белкина с прошлого лета. Скажите, Инна, Вадим Белкин – он вообще выдумщик? Да вы садитесь, попробуйте вино. Ну, как?
– Вкусно, – сказала она, пригубив вино. – Выдумщик? Я не знаю. Когда он рассказывал всякие истории из своих командировок, получалось очень складно, как в книжке. И даже если это не было правдой, то хотелось, чтоб было. А как вы думаете, он жив?
Вопрос был задан быстро, как выстрел в упор. Но что я мог ей сказать?
– Знаете, Инна, я скажу вам честно. Я бы сам хотел это знать. – Я видел, что ее глаза сразу угасли, и поспешил добавить: – Но, Инна, я ведь занимаюсь этим делом только один день. Всего-навсего с сегодняшнего утра. И мы уже знаем, что Генерал – это некто Семен Гридасов, ему 53 года, рост один метр 72 сантиметра, глаза блекло-голубые, ну и так далее. На него уже объявлен всесоюзный розыск и кроме того, говоря между нами, с завтрашнего дня во всех тюрьмах Союза будут опрашивать всех уголовников – знает ли кто-нибудь что-нибудь об этом Гридасове. У нас это называется – оперативный метод…
В ее глазах вспыхнула надежда и уважение к моей персоне, и я не сказал ей, что всесоюзный розыск объявлен на этого Гридасова шесть лет назад, а толку нет. Но, каюсь, уж очень хотелось произвести на нее впечатление настоящего сыщика, а-ля актер Мартынюк из телесерии «Следствие ведут знатоки». Интересно, что бы сказали эти «знатоки», если бы вдруг выяснилось, что рукопись, в которой подробно описан целый ряд преступлений – сплошные враки. Если Белкин не жил у Свердлова-Котовского, то не было острова Рыбачий и шестнадцатилетней каспийской нимфы. Не было маскарада с переодеванием Белкина в спортивные брюки и майку, «горки» с наркоманами, погони на «Жигулях» за Мосолом и выстрелов на Песчаной косе. Не было ночного откровенного разговора Белкина с Сашкой Шахом и – выходит, Белкин не мог знать, что Рыбаков и Айна Силиня едут в Москву. Бакинская милиция отрицает историю с гробом и арест Белкина, а корреспондент «Комсомольской правды» Радий Свердлов вообще не видел Белкина в Баку. Так был ли Белкин в Баку на самом деле или не был? Если бы не труп Рыбакова, если бы не похищение Белкина Генералом Гридасовым, если бы Белкин не передал по телефону из Баку в редакцию «Комсомольской правды» два своих очерка – «Черные ледники» и «Бакинские наркоманы» и если бы не тревожные черные глаза
Мы выпили с Инной еще по рюмке вина, договорились, что я буду держать ее в курсе дела, а она – звонить мне, если узнает что-то новое. Взяв рукопись Белкина, я ушел домой. На столе осталась недопитая бутылка моих любимых «Черных глаз». Инна настаивала, чтобы я забрал эту бутылку с собой, но я отказался.
– Допьем как-нибудь после, когда найдем Белкина. Мы ведь соседи, я у Измайловского парка живу…
А потом я шел пешком от 12-й Парковой до Измайловской и думал об этой Инне больше, чем о Белкине. Первый день следствия начался с «Черных глаз» и кончился черными глазами. К добру ли это?…
Часть вторая
Вторник, 5 июня 1979 г., после полудня
В первой половине дня ничего интересного не произошло. Отправив телеграмму в рижскую милицию о срочном направлении в Москву свидетельницы Айны Силиня, я подробно проинструктировал двух улетающих в Баку «архаровцев» Светлова: а) сверить полученный в Аэрофлоте список пассажиров рейса «Ташкент–Баку» с архивом школы № 171, где учился Белкин; б) исподволь, неофициально прощупать грузчиков бакинского аэропорта и выяснить, была ли история с гробом; в) войти в контакт с бакинской шпаной и навести справки о Генерале-Гридасове. Для двоих этой работы было больше, чем достаточно, особенно если учесть, что действовать они должны были в чужом городе без помощи местной милиции. Едва за ними закрылась дверь, я занялся скучнейшей канцелярской работой, без которой не обходится ни одно расследование дела, каким бы срочным оно не было.
Бакланов опять хотел вытащить меня в пивной бар, ему явно хотелось потрепаться за кружкой пива о его новом деле, но мне было недосуг – я корпел на планом расследования уголовного дела.
Бакланов ушел обиженный, я опять застучал на машинке, и в эту минуту дверь с грохотом распахнулась, в кабинет буквально вломился Марат Светлов.
– Трижды в Бога, в душу, в холеру! – понес он с порога, потный, взъерошенный, в расхристанной штатской рубашке. – На кой сдалась эта работа?! Уже вышел на эту старуху, а она дуба дала! Офигеть можно!
Ничего не понимая, я смотрел на него, ждал, когда он выкипит. Минуты через две он поостыл, и я услышал действительно «офигительную» историю.
Сегодня ровно в десять утра Марат Светлов, отправив двух своих подчиненных в Баку, собрал остальных, чтобы дать им задания на день. В основном, его второе отделение занималось раскрытием запутанных убийств и других особо опасных преступлений, и поэтому тех «архаровцев», на ком висели «мокрые дела», Светлов не стал трогать. А остальным, свободным – было их пятеро, – Светлов роздал по пачке фотографий. Снимки были как из музея – на каждой фотограф муровского НТО запечатлел броши, шпильки, булавки, серьги и кулоны, найденные в «дипломате» Сашки Шаха-Рыбакова. Светлов приказал своим сыщикам порыскать по московским скупкам золота и драгоценностей и ювелирным магазинам и с помощью «своих людей» среди фарцы, яманщиков, темщиков и прочей шушеры «примерить» эти драгоценности – а вдруг кто-то назовет их владельцев. Каждому досталось по пять-шесть периферийных магазинов, себе Светлов взял центр.
Доехав до Сретенки и приткнув служебную «Волгу» возле «Спортивной книги», Светлов с чемоданчиком в руках прошествовал к дверям скупки золота и бриллиантов, вызвал из-за стойки заведующего и заперся с ним в клетушке-кабинете. Место было первым, поэтому завмаг как бы выполнял функции эксперта-специалиста. Увидев тончайшую ювелирную работу – все эти золотые броши, шпильки и кулоны, украшенные хризолитами, перламутром, гранатами и бриллиантами явно музейного достоинства, Гильтбург всплеснул руками: