Журналист: Назад в СССР
Шрифт:
Быстро обернувшись на ходу, я увидел стремительно мелькающее между листвой деревьев большое желто-синее пятно. Это за мной в погоню мчался милицейский «попугай». А впереди моим глазам предстала весьма живописная картина.
Трое явно поддатых мужиков — символическая ситуация для России! — в изумлении застыли на дороге, потрясенно взирая на мчащийся прямо на них «уазик». В их распоряжении также имелись разнообразные колесные средства, в основном тачки либо тележки, сварганенные из ящиков для винных либо пивных бутылок, и водружённые на разнокалиберные колеса, явно отторгнутые от детских колясок, выброшенных, видимо, за
Емкости, которыми были уставлены эти импровизированные повозки, вполне могли составить гордость какого-нибудь будущего музея тары и бутылок в многом еще и потому, что привычных мне в веке двадцать первом пятилитровых канистр к 1980-му году в СССР еще пока просто не изобрели. Зато их с успехом заменяли всяческие бидоны, главным образом из-под молока, исполинских размеров чаны и кастрюли, явно утащенные из армейской полковой, если не дивизионной кухни, и популярные в советском дачном мире огромные стеклянные химические колбы, в которых предприимчивые дачники настаивали плодово-выгодную брагу из всего фруктово-ягодного, что только произрастало на их земельных и садовых участках.
Мужики были явно из местных и, скорее всего, подрядились доставлять городским дачникам воду из редких артезианских источников, оборудованных в садоводческих товариществах. Чаще всего им было это в лом, поэтому они заправлялись якобы студеной ключевою водой прямо из водопроводных колонок, которые прежде имелись в любом советском городе, селе или деревне. Буквально минуту назад я пробежал мимо одной такой колонки, подавив жгучее желание хлебнуть холодной водицы. А теперь местные алкаши с изумлением взирали на мчавшийся, бешено сигналя, прямо на них «милицейский 'уазик».
По всей видимости, этим мужикам столь редко доводилось видеть прежде гаишные машины в родном поселке, что для них колесная ПМГ с сиреной была чем-то сродни явлению Христа народу с известной картины из Третьяковской галереи. По-моему алкаши все-таки успели дружно отпрыгнуть с проезжей части, потому что желто-синий «попугай» с грохотом и звоном вдрызг разметал всю водоносную тару и помчался дальше. А я прибавил ходу, потому что из-за лицезрения этой живописной картины на бегу заметно сбавил обороты, и теперь расстояние между мной и преследователями существенно сократилось. К счастью, до ближайших сосновых стволов займищенского леса было уже рукой подать, а на электричку путь из поселка лежит с его противоположной стороны, и здесь не было ни тропинок, ни тем более грунтовых дорог, по которым мог бы протиснуться вглубь чащи легковой автомобиль. Я же несся, лавируя между соснами как мартовский заяц, наслаждаясь свободой и силой своего молодого тела, обретённого не так давно и невесть каким образом.
Я старался не сбавлять ходу, лишь изредка давая отдых своим разгорячённым легким, пока они еще не начали буквально пылать. У моих преследователей, однако, имелся неоспоримый козырь — знание окружающей местности, и я старался выдерживать в лесу определенное направление, чтобы примерно знать, куда и как потом возвращаться.
Не помню, сколько времени я проблуждал по лесу, но окончательно опомнился и взял себя в руки лишь на исходе дня, когда наступило время первых сумерек. В лесных чащобах темнеет
А ведь у меня послезавтра экзамен, подумал я и чуть не расхохотался. На фоне всей моей нынешней жизни и связанных с нею потрясений, как моральных, так и физических, беспокойная мысль о предстоящих вступительных экзаменах показалась мне, шестидесятилетнему журналисту в теле семнадцатилетнего юнца, такой смехотворной и никчёмной… Нет, сказал я себе и тут же память услужливо подсказала мое любимое присловье. Как учил нас товарищ Сталин? Будем преодолевать трудности по мере их поступления. Значит, пришла пора побеспокоиться о ночлеге. А если мне доведется еще и как-то уснуть, видимо, придется сделать это на голодный желудок.
И вот тут, при мысли о сне и еде, я замер, как громом пораженный.
Слушай, сказал я себе. Только честно: тебе всё это надо? Чехарда с какими-то новыми родителями, сражения с непонятными врагами, побеги от них и погони за тобой? А, может, взять, да и прекратить это всё, одним махом?
И я медленно потянулся к правому карману джинсов и осторожно нащупал лежащую в нем коробочку. И хотя у меня не было никаких сомнений в ее содержимом, я решил открыть ее, чтобы удостовериться наверняка.
Подарок Ольги Антоновны превзошел все мои ожидания. Нет, там не было бесплатного авиабилета на рейс «Юность — старость». И даже не лежал волшебный мобильный телефон, по которому можно сразу позвонить в психушку, и пусть они меня забирают к чертовой матери и потом лечат, калечат… Словом, пусть делают со мной что хотят.
В коробке лежал, как и ожидалось, серый камень со светлыми прожилками. А еще — катушка широкого канцелярского «скотча». Чтобы, значит, камень во сне не выпал из моей руки, и все свершилось наверняка.
Нет, вы подумайте только! Я остервенело почесал в затылке. А что, может, она и впрямь моя пропавшая мама, эта Ольга Антоновна? Кто еще может так позаботиться о родном сыне, как не мать?
На нос мне тут же уселся здоровенный комар и больно укусил, после чего стремительно удрал, так что мой яростный хлопок по носу вкупе с яростным матерным восклицанием прошли впустую. Значит, пора подумать о ночлеге, и по возможности, без кровопролития.
Сооружать на ночь шалаш не хотелось, да и не из чего, кругом одни елки да сосны. А комары, как говорят некоторые знатоки, больше любят лиственные деревья? Бессовестно врут, вот что я вам скажу.
И, немного поразмыслив, я все-таки решил идти дальше, пока не наткнусь на какое-нибудь место, где можно будет переночевать хотя бы не на сырой земле. А если не отыщу и начну засыпать на ходу — плюну на всё, возьму в руку камень и лягу где-нибудь под кустиком. Все равно хуже не будет — или комары в лесу заедят, или выйду и нарвусь на ментовский патруль, или вернусь в свои шестьдесят с хвостиком лет.
Заблудиться в лесу я не боялся; в конце концов, это не сибирская тайга, и не уральские пустоши. Тут в какую сторону не шагай, рано или поздно все равно наткнешься на человеческое жилье. И по возможности без милиции.