Журналист: Назад в СССР
Шрифт:
— Это что же получается, и постельного белья не будет? — проворчал я. — Непорядок. Придется уволить кастеляншу.
Долгие ночные блуждания по лесу были настолько утомительными, что меня быстро и незаметно сморило. Я присел на краешек сырого матраса, который набросил поверх продавленной железной сетки кровати, — зато не скрипит! — и совсем не заметил, как задремал.
Ночью все ощущения времени обманчивы, поэтому я даже не понял, сколько времени проспал — пару часов или всего лишь пятнадцать минут. Лицо было всё в поту после ночных хождений, да еще и паутина — откуда она тут, интересно, ведь до осени еще целый месяц лета. Можно было спуститься к реке
На этот раз меня что-то разбудило. То ли какой-то случайный треск снаружи, то ли порыв ветра. Проснувшись, мне показалось, что краем глаза я уловил какое-то движение, словно кто-то быстро пробежал по полу. Мышь, наверное, решил я, хотя, с другой стороны, откуда им тут взяться, жрать-то в заброшенном лагере нечего.
Ветер снова хлопнул дверью, и в комнату что-то влетело, протащилось по полу и замерло, тихо подрагивая. Я слез с кровати и поднял его. Луна теперь так ярко светила в окно, что я хорошо разглядел его. Это было птичье перо, серое, всё в светлых разводах. Довольно крупное для местных пичуг, которые изредка сонно посвистывали в лесных кустах, окружавших лагерь. Наверное, совиное, решил я и снова вспомнил давешнюю птицу, бесшумно проплывшую над моей головой.
Мысли вдруг лихорадочно понеслись в моей голове, будто вода, которую я тщетно пытался удержать в сжатом кулаке. Перед моими глазами пестрой кинолентой пробежали события последних дней, и в основном — неприятности, которые мне довелось пережить и испытать на собственной шкуре в этом своём новом существовании. И дольше всего память зацепилась за неожиданный визит в мою квартиру качка вместе с таинственным незнакомцем, у которого я слышал только голос. А также — за неприятные воспоминания, против воли, о том, как этот накачанный тип профессионально мутузил меня не пойми за что. Но зато теперь я вновь с удовольствием представил, как во дворе двигаю ему в колено, и тот складывается пополам от боли и неожиданности.
Нормально так врезал, ага! Надо будет при встрече спросить этого урода, как там ножка, не болит, часом?
Странно, но от этого воспоминания вместо удовлетворения или хотя бы злорадства мне почему-то стало жутко тоскливо на душе. Словно холодом повеяло из-под неприкрытой двери. Я теперь будто взглянул на себя со стороны с упреком: что ты вообще тут делаешь, серьезный, солидный, уважаемый в узких журналистских и не только кругах, мужчина? Тебе еще не надоела эта неопределённость? Болтаешься между двумя столетиями, как цветок в проруби…Бегаешь от каких-то уродов, заводишь пустые, ненужные тебе самому знакомства, и при этом постоянно врешь, всем и каждому, потому что иначе нельзя, потому что правды не раскрыть без риска тут же очутиться в сумасшедшем доме.
Может, и вправду, попробовать пустить в ход этот треклятый камень? Ведь если взглянуть на мое нынешнее положение в этом давнишнем мире Советского Союза эпохи развитого застоя, как шутили когда-то мы в студенческих компаниях, то сразу станет видно, насколько оно неустойчивое и шаткое. Как будто кто-то ставит надо мной эксперимент, и он раз за разом проходит неудачно, и впору всё начинать сначала. А кто в этом виноват?
— Сам ты и виноват, Александр Якушев, — неожиданно раздался чей-то голос буквально рядом со мною. — Тебе
Я с усилием поднял голову. Она почему-то была тяжеленной, словно свинцом налитая, а чтобы раскрыть глаза, мне пришлось приложить немалое физическое усилие. Равно как и попытаться переварить его последнюю фразу, насчет того, что у него там болит.
— Да спи уж, спи… — проворчал качок.
Это был именно он! И одет так же, и в тех же темных модных очках. Интересно, зачем они ему ночью, когда и так вокруг тьма кромешная. Но как он успел ко мне подобраться, как отыскал в этих лесах? А я и впрямь потерял бдительность, убаюкал сам себя, будто уже в безопасности. А этот качок оказался поистине хитрым лисом — видимо, все это время крался за мной по следу и ни разу не сбился. Он что ли не спит совсем?
— Почему не сплю? — ухмыльнулся мой преследователь. — Без сна никак нельзя, это даже наше трудовое законодательство запрещает. Я и сейчас сплю, Якушев. И ты — мой сон.
— Спишь? — недоверчиво протянул я.
— Ну, да, — кивнул он. — Ночью все должны спать. А утром проснусь и тебя отыщу. Я ведь уже близко. Можно сказать, рукой подать.
— Вот как? — против воли усмехнулся я, хотя мне сейчас и было не до смеха. — И где ты сейчас, если не секрет.
— Ночую в милицейской машине, — ответил тот, пожав плечами. — Намаялись мы, пока тебя искали, Якушев. Профессионала ведь найти гораздо легче, все его действия более-менее понятны и предсказуемы. Но ты — дилетант, а с такими всегда труднее. Действия и поступки дилетантов непредсказуемы. Но их все равно найти можно. Просто на это уйдет больше времени.
— Вот как… — пробормотал я. — И почему тогда вы меня не сцапаете? Сам же сказал, вам до меня рукой подать. А вы тем более на колесах…
Некоторое время качок озадаченно глядел на меня, после чего неодобрительно покачал головой.
— Ну, ты и чепушила! Я же тебе русским языком говорю, Якушев: я сплю. Я сейчас в натуре сплю, понимаешь? Как же я тебя могу сцапать, если я сплю, во сне, что ли?
— А какого… нафига ты мне снишься тогда? — слегка обалдело спросил я, когда до меня медленно начал доходить смысл его слов.
— Вот чудак-человек!
Качок, похоже, недоумевал вполне искренне.
— Ты же сам меня спросить хотел. Вот я и пришел сказать. Слегка болит, но в порядке.
— Чего болит? — не понял я.
— Нога моя, — ответил качок и похлопал себя по коленке.
— А причем здесь… твоя нога причем тут?
Этот тип посмотрел на меня как на умалишенного, а затем и впрямь покрутил пальцем у виска.
— Не, ты все-таки чепушила, Якушев. Ты ж сам хотел меня спросить, как моя нога, не болит ли после того, как ты мне врезал. Но я тренированный и привычный, удары держать умею. Вот я тебе, считай и ответил. Все нормалек, типа.
Тут я в конец прибалдел. Он что, как-то услышал мои мысли во сне и приперся оттуда, из своего сна, в мой, чтобы ответить на мой вопрос? Это что еще за ненаучная фантастика?!
Но, судя по его безмятежной физиономии, всё так и вышло. И, значит, мы сейчас спим с ним в одном и том же сне. Лично моем, кстати!
— Слушай, ну, раз уж так вышло, можно тебя спросить?
— Валяй, — вальяжно кивнул качок, но при этом демонстративно глянул на свои наручные часы — огромный электронный браслет, явно японский. Наверное, последний писк моды в СССР образца 1980.