Журналюга
Шрифт:
Паша сначала энергично приступил к контрольной, начал даже что-то там писать на черновике (зря, что ли, зубрил в прошлое воскресенье учебник по алгебре?), но быстро запутался и выдохся. Пришлось обращаться за помощью к другу: выбрал удобный момент, обернулся к Володьке и прошептал: «Давай меняться. Ты мне — схемы решения, я тебе — правильные ответы». Тот удивился: «Откуда они у тебя?» — «Неважно! — махнул рукой Паша. — Просто есть — поверь мне!»
Володька, разумеется, на обмен тут же согласился. Затем Паша сделал вид, что думает над задачами, а сам просто ждал, когда друг нарисует решения. Наконец получил заветный листочек и перекинул назад написанные
Светлана Васильевна удивленно посмотрела на него и недовольно покачала головой: «Почему сегодня так долго? Ты же всегда одним из первых сдавал?» На что Паша неопределенно пожал плечами: извините, но так уж вышло. Наверное, это следствие всё того же удара головой о кузов фургона… Учительница хитро улыбнулась: «Надо будет в следующий раз рассадить тебя с Катей Мелумян, а то, кажется, она тебя сильно отвлекает от математики». Паша тяжело вздохнул и виновато опустил глаза — мол, так оно и есть…
Пусть лучше училка думает, что у него с соседкой по парте роман, чем заподозрит, что он на самом деле в математике не слишком силен (и это еще мягко сказано). Как ей объяснить свою внезапную смену интересов и приоритетов? Катя, кстати, справилась с контрольной почти самостоятельно — лишь иногда заглядывала в спасительную шпору.
Она решила честно выполнить все задания, однако в двух самых сложных случаях все-таки была вынуждена прибегнуть к дружеской помощи — списала часть решений с Володиного листочка (Паша щедро поделился). А потом просто подставила правильные циферки. Но, когда сдавала контрольную Светлане Васильевне, то вся покраснела, как рак, и старалась смотреть куда-то в сторону. Да, неспособна она врать и обманывать людей…
После шестого урока всех членов ВЛКСМ школы согнали в актовый зал. Набралось, как прикинул на глазок Паша, около шестидесяти-семидесяти человек. В основном это были юные комсомольцы из двух девятых и двух десятых классов, но имелись ребята и из трех восьмых (правда, совсем немного). В первом ряду, как положено, торжественно сидело школьное начальство: директриса, завуч и Николай Иванович.
Сначала выступил сам историк: кратко сказал, что мемуары дорого Леонида Ильича Брежнева имеют огромное общественное и политическое значение, причем не только для граждан СССР, но и для всего мира (прогрессивной его части, разумеется), а потому их следует внимательно читать и изучать. Затем вызвал на трибуну первого докладчика.
Паша поднялся на сцену, положил перед собой аккуратно переписанные листочки и начал читать текст. Старался, чтобы голос звучал важно и солидно — как на настоящей конференции. Говорил громко, четко, ясно, делал, где нужно, смысловые паузы, время от времени останавливался, поднимал голову и смотрел на Николая Ивановича — всё ли правильно? Тот пока одобрительно кивал.
Паша старался не затягивать своё выступление, хорошо помнил «золотое» правило докладчика: вся важная и полезная информация усваивается человеком лишь в течение первых пятнадцати минут, а потом он просто отключается и пропускает почти всё мимо ушей.
Уложился в восемнадцать минут (специально засекал по часам) и понял, что доклад в общем и целом удался: школьное начальство было довольно. Раздались даже какие-то жидкие аплодисменты… Далее выступала Вера. Ее слушали уже с гораздо меньшим вниманием: текст оказался не столь интересным и насыщенным, как у Паши,
Третьего выступающего, Иру Селезневу, уже почти никто не слушал. Она, конечно, очень старалась, пытаясь справиться с тонким, дрожащим голосом и сбивчивой речью, но это удавалось ей плохо. От полного провала Иру спасло только то, что она уложилась в рекордные десять минут — успела до того, как в задних рядах стали откровенно громко переговариваться, шушукаться, хихикать и вообще шуметь.
— Что ж, Селезнева, — сказал Николай Дмитриевич, — тебе надо дома еще раза два-три отрепетировать выступление, отчитать текст. Чтобы он от зубов отскакивал! Вот, бери пример с Матвеева — отлично подготовился и прекрасно всё сделал.
Ирочка вздохнула и кивнула — а что ей еще оставалось делать? Сама чувствовала, что не очень удачно получилось… А конференция важная, и на нее будет смотреть вся школа. И тут очень нужно показать себя правильно, произвести хорошее впечатление — вот как Матвеев. Или хотя бы как Сагина. Ирочка тоже претендовала на школьную медаль, но уже серебряную.
Школьников отпустили, и они, счастливые и свободные, побежали по своим делам. Николай Иванович подозвал к себе Бориса Васильева и показал ему на Пашу:
— Ты недавно спрашивал меня, можно ли Матвеева включать в состав школьного комсомольского бюро, верно? Так вот, я считаю, что теперь можно. Человек повзрослел, изменился в лучшую сторону, стал серьезно относиться к общественным обязанностям…
Борис кисло улыбнулся — возражать парторгу школы он не посмел. А Паша, скромно стоявший рядом, победно улыбнулся и подумал про себя: с одной проблемой, он, считай, уже справился. Это была хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что теперь Борька будет иметь на него ну очень большой зуб. Просто огромный. Ведь он стал, сам того не желая, главным его соперником (и недругом). И в личных делах, и в общественных. Но ничего, не впервой, как-нибудь прорвемся…
Вечер пятницы Паша посвяти делам фирмы «Три товарища» — с Сашкой и Володькой продолжили сбор макулатуры. Закончили обход «недообслуженного» левого коридора на первом этаже барака, поднялись выше. В сумках уже лежали тяжелые связки газет, но хотелось заполнить их полностью — чтобы закрыть еще два-три абонемента. Однако первым, кого они увидели наверху, оказался их старый знакомый — Гвоздь. Тот сидел на кухне и мрачно курил. Всё лицо — в синяках, нос — разбит и распух, взгляд — мутный: парень был уже изрядно пьян.
Лешка поднял глаза, увидел Пашу и зло прошипел: «Убью суку!» После чего вскочил с табуретки, отшвырнул бычок в сторону, схватил со стола кухонный нож и бросился в атаку. Глаза стали белыми от ненависти, рот перекосило… «Он точно псих, больной на всю голову», — подумал Паша. К счастью, в руках у него была тяжелая сумка с газетами, ее он и швырнул разогнавшемуся гопнику под ноги. Гвоздь зацепился носком ботинка, споткнулся и кулем рухнул на пол.
Паша не стал ждать, пока Лешка поднимется, мгновенно запрыгнул на него сверху и прижал к полу руку с ножом. Подоспели Володька и Сашка, навалились все вместе — как и в прошлый раз, вывернули кисть, отобрали холодное оружие. Потом достали бельевую веревку (захватили для упаковки бумаги) и крепко связали Гвоздя по рукам и ногам. Тот отчаянно сопротивлялся, вырывался, бешено орал матом, грозился всех прикончить — урыть и замочить…