Жут
Шрифт:
Он испытующе посматривал на меня сбоку, чтобы понять, какое впечатление произвела эта легенда. Так вот какой была та приманка, которой он заманивал к углежогу его жертв! Если учитывать, сколь суеверны люди в здешних краях, то вовсе не удивительно, что даже богатые люди верили подчас этой глупой истории.
С особым придыханием хозяин добавил:
– Я сам знаю нескольких человек, которые нашли там драгоценные камни.
– Уж не ты ли? – спросил я.
– Нет; я не искал камень, потому что слишком стар. Камни откроются лишь тем,
– Стало быть, фея предпочитала юношей старикам! Тебе раньше надо было пускаться на поиск сокровищ.
– Тогда я ничего не знал о пещере; у тебя же есть время – ты молод.
– Ба! Я богат – и у меня, пожалуй, хватит денег, чтобы купить себе один из таких бриллиантов.
Я мельком глянул ему в лицо и заметил, что оно изменило цвет. Он хотел приманить меня бриллиантами, я же насадил на свою удочку золото. Казалось, мы оба готовы были клюнуть на эти наживки. Он хотел заманить меня в пещеру; я же старался завлечь его к углежогу.
– Так ты богат! – изумленно воскликнул он. – Да, это можно было предполагать. Ведь одна твоя лошадь стоит больше, чем все мое имущество. И все-таки разве не заманчиво найти алмаз, оставленный феей?
– Конечно, это любопытно, но я не знаю, где находится пещера. Быть может, ты опишешь мне ее?
– Вряд ли ты найдешь ее с моих слов. Тебе надо навестить углежога по имени Шарка; он и проведет тебя в пещеру.
– Что это за человек?
– Очень набожный человек; он ведет уединенную жизнь. За небольшой бакшиш он готов привести в пещеру любого чужеземца.
Хозяин старался изо всех сил заманить меня в эту пещеру. Я делал вид, будто верю каждому его слову, а когда я попросил его описать дорогу на Глоговик, он предложил дать мне в проводники одного из своих слуг.
– А он знает дорогу из Глоговика к Чертовой скале и Пещере Сокровищ?
– Нет; он ни разу там не бывал.
На лице хозяина застыло ожидание, всю напряженность которого я понимал. Ведь я мимоходом обмолвился, что ношу с собой огромную сумму денег. Что если все эти деньги прикарманит углежог или же он поделится ими лишь с пятью всадниками, а хозяин, заманивший меня в западню, ничего не получит? И даже если ему выделят долю, то это будет сущий пустяк. Неужели он не мог бы присвоить себе все деньги?
Подобные мысли вертелись в его голове. Я добился того, чего хотел: он сам мечтал стать нашим проводником, но не решался предложить свои услуги. Я облегчил ему задачу, промолвив:
– Жаль. Мне не хотелось бы часто менять проводника. Кто знает, найду ли я в Глоговике человека, который доведет меня до Фандины! Лучше бы мне сразу взять того, кто знает весь путь.
– Гм! Нелегко его найти. Сколько ты заплатишь?
– Я бы дал двести-двести пятьдесят пиастров вместе с провизией, конечно.
– Гм! Да я сам согласен вести тебя, эфенди, если ты решишь отправиться в путь со мной!
– Рад буду! Я тотчас велю седлать лошадей.
– А где же твои лошади?
– По
– О ней твердили эти пятеро всадников; они не могли на нее нахвалиться.
– Да, они нацелились не только на меня, но и на мою лошадь. Такой радости я им не доставлю. Они не получат ни меня, ни лошадь, зато я настигну их.
Я нарочно хвастался, чтобы увидеть, какую он состроит мину. На губах его витала ироническая улыбка, но он сдержал ее и промолвил:
– Я в этом уверен. Что эти молодчики против вас!
– Тогда готовься! Через полчаса мы встретимся у брода. Я радушно кивнул ему, и мы вышли из дома. По дороге маленький хаджи сказал мне:
– Поверь мне, сиди, я чуть не задохнулся от гнева. Я бы ни за что не стал дружески беседовать с негодяем. Это так и будет теперь продолжаться?
– Пока, да. Нам надо расстроить его планы.
– Что ж, продолжай с ним разглагольствовать, но вот источник моего красноречия останется для него закрыт.
На лице бравого пастуха тоже появилась тревога, когда он узнал, кто станет нашим проводником вместо предложенного поначалу слуги. Я успокоил его, заверив, что конакджи ничего не сумеет мне сделать.
Наше прощание было теплым.
Когда мы подъехали к броду, нас уже ждал хозяин конака. Он сидел на недурной лошади и был вооружен ножом, пистолетами и ружьем с длинным дулом. Еще лошади не успели замочить ноги в воде, как он повернулся на восток, воздел руку и сказал:
– Аллах, будь с нами! Да исполнятся наши планы, Аллах иль-Аллах, Мухаммед Рассул Аллах!
Это было чистое кощунство! Он надеялся на помощь Аллаха в коварном убийстве! Я невольно глянул на Халефа. Тот поджал губы и потянулся за плеткой, но не стал ее доставать, а лишь сказал:
– Аллах отмечает людей честных и дает благодать каждому по его делам; бесчестный же попадет в ад.
Поездка отсюда до Глоговика была столь же длинна, как и тот путь, который мы проделали вчера, но поскольку никаких остановок на этот раз не было, мы уже к вечеру надеялись прибыть на место.
Говорили мало. Недоверие смыкало уста моих спутников, да и конакджи не делал попытки разговорить их. Он боялся любым неосторожным словом вновь пробудить в нас подозрения, которые старался усыпить.
Местность была гористая, но такая унылая, что о ней нечего даже сказать. Когда мы добирались до какой-либо деревушки, ее нищета возбуждала в нас такое отвращение, что мы спешили миновать ее.
Глоговик лежал на знаменитой прежде горной тропе, которая начиналась в монастыре Толи и стремилась прямо на север между реками Треска и Дрина, а потом внезапно поворачивала на восток и упиралась в Каканделы. Позволю себе лишь заметить, что сейчас эта тропа едва видна.