Жут
Шрифт:
– Глупцы что ли они? Дело непременно дойдет до схватки.
– О нет! У чужаков не будет времени, чтобы отбиться, потому что на них нападут из засады.
– Не очень-то на это надейся! Я знаю ущелье возле Чертовой скалы; там не устроишь засаду. Им остается разве что спрятаться среди кустов слева или справа от дороги, но из этой затеи тоже ничего не выйдет, ведь скалы по обе стороны дороги так круты, что туда не взобраться.
– Ты сильно заблуждаешься. Есть одно место, – впрочем, только одно-единственное, – где можно вскарабкаться
– Они знают это место?
– Оба аладжи знают эту местность не хуже меня.
– И они туда действительно заберутся?
– Конечно.
– Но ведь они будут на лошадях!
– Они заранее отведут их к моему шурину. Оттуда не очень далеко до его пещеры. Потом они вернутся и влезут на скалу. Чекан, брошенный сверху, размозжит голову любому, в кого попадет. Я очень хорошо знаю это место. Нужно пройти по воде шагов пятьдесят-шестьдесят, потом преодолеть гребень скалы. Если подняться вверх шагов на сто пятьдесят – сто шестьдесят, то окажешься среди кустов и деревьев, а прямо под тобой ущелье делает поворот. Если кто-нибудь расположится наверху, то от него никто не ускользнет. Это место станет могилой для чужаков.
– Дьявол! Это опасно для меня!
– Почему? – спросил Юнак.
– Потому что в меня тоже могут попасть.
– Ба! Они же будут целиться!
– На это я не надеюсь. Случай – коварный слуга.
– Так задержись чуть позади!
– Если я это сделаю, то подозреваю, что чужаки тоже остановятся.
– Тогда скачи вперед. Речку ты непременно увидишь. А когда покажется поворот, сделай вид, что твоя лошадь понесла. Хлестни ее несколько раз, чтобы она умчалась галопом. Тогда тебя минуют и чекан, и камень, брошенный из пращи.
– Да, это единственное, что мне остается.
– Разумеется, я попрошу наших друзей быть повнимательнее, чтобы они не попали в тебя.
– Ты еще переговоришь с ними?
– Конечно! Кто не участвует в дележе, рискует не получить ничего. Вот почему меня вдвойне злит, что моя лошадь мертва. Теперь придется проделывать путь пешком.
– Ты же придешь слишком поздно.
– Не думаю. Я – очень хороший скороход.
– Но наших лошадей тебе же не перегнать.
– Почему ты думаешь, что я позже вас тронусь в путь. Стоит мне перекусить, как я тотчас же пойду.
– Значит, ты будешь там еще до нашего приезда.
– Если только немец не вздумает рано поутру сесть со своими спутниками в седло.
– Я позабочусь, чтобы им было недосуг. Я устрою им на пути столько препятствий, что они будут не так быстро продвигаться вперед. В крайнем случае я заблужусь. Конечно, как бы они утром что-то не заподозрили, заметив, что тебя уже след простыл.
– Есть, пожалуй, одна хорошая отговорка…
Но тут дым очень сильно ударил мне в нос, и поневоле я убрал голову из окна. Когда я снова заглянул внутрь, то увидел, что Юнак встал с места. Подслушивать дальше было нельзя, ведь он заметил бы меня, если бы хоть раз взглянул в окно. Поэтому я вернулся к своим спутникам и уселся рядом с ними.
Я задумался; мне пришла мысль немедленно тронуться в путь, но я отверг ее. Ведь мы не знали местность, а конакджи непременно сдержал бы слово и водил нас по округе до тех пор, пока его сообщник не добрался бы до остальных врагов. Поэтому лучше было бы задержаться пока здесь. Юнак столь точно описал место, где нас подстерегает опасность, что оно не ускользнет от моего внимания. Я надеялся найти способ, как избежать беды.
Когда Халеф сменил меня, я рассказал ему все, что подслушал, и поведал, что решил; он во всем согласился со мной.
– Сиди, я тоже послушаю, что они говорят, – заявил он. – Может быть, и я услышу что-нибудь важное.
– Оставь лучше эту затею. Я много чего узнал от них, и теперь, если они заметят тебя, нам будет от этого только хуже. Им не следует знать, что один из нас не спит.
Пожалуй, мы улеглись спать после двух часов ночи; следовательно, было часов шесть, когда нас разбудил Омар – последний, стоявший на часах.
Мы пошли к речке, чтобы умыться, а потом хотели зайти в дом. Тот был заперт. На наш стук отозвалась женщина и открыла дверь.
– Где наш проводник? – спросил я.
– Здесь, в комнате. Он еще спит.
– Так я разбужу его.
Он лежал на тряпье, служившем подстилкой для Мубарека, и притворялся спящим. Когда я отпустил ему несколько крепких тумаков, он вскочил, зевнул, уставился на меня с заспанным видом и, наконец, сказал:
– Ты, господин? Почему ты будишь меня так рано?
– Потому что мы отправляемся в путь.
– Сколько у вас на часах?
– Половина седьмого.
– Всего лишь! Мы можем еще час поспать.
– Можно еще день поспать, но мы не будем так делать.
– Но ведь нам некуда спешить.
– Некуда; но я люблю скакать рано поутру. Умойся, чтобы взбодриться!
– Умыться? – изумленно переспросил он. – Что я, глупец? Умываться в ранний час очень вредно.
– Где Юнак? – спросил я.
– Разве его тут нет?
Он осмотрелся в поисках Юнака. Старуха сообщила:
– Мой муж пошел в Глоговик.
– Туда, откуда мы едем? Почему же он не попрощался с нами?
– Потому что не хотел вам мешать.
– Вот как! Что же у него там за дела?
– Он хотел купить соль. Нам нужно засолить мясо.
Она показала на куски медвежатины, лежавшие в углу и являвшие, конечно, совершенно неаппетитное зрелище.
– Так у вас нет дома соли?
– Столько соли нет.
– Что ж, все равно дело не такое спешное, чтобы не дождаться нашего пробуждения. Впрочем, я думаю, что Ибали лежит намного ближе Глоговика. Почему же он не пошел туда?
– В Ибали нет соли.
– Унылая, однако, это дыра. Что ж, вам же хуже, что он ушел. Я ведь не заплатил ему.