Жвачка и спагетти
Шрифт:
Разговаривая, друзья шли по понте Нави. Взгляд Сайруса А. Вильяма рассеянно скользил по водам Адиче, как вдруг ему почудилось в волнах тело Михи Росси с распущенными по воде белокурыми волосами, колеблемыми зыбью. Эта галлюцинация заставила Лекока осознать, что с самой виа Сан-Франческо он, не отдавая себе отчета, не переставал думать о Мике и о ее недвусмысленно выраженном намерении умереть. Он стал, как вкопанный, и схватил Тарчинини за руку:
– А вдова?
– Что вдова?
– Вы собираетесь охранять ее?
– Охранять? Но от кого, синьор?
– От нее самой! Не сказала ли она, что утопится?
Тарчинини от души рассмеялся:
– И вы ей поверили?
– Как
– Конечно, она была вне себя от горя, но в тот момент ей надо было обыграть свой уход, не выйти из образа!
– Для чего? Чтобы произвести на нас впечатление?
– Отчасти для этого, но главное – чтобы соответствовать образу, который она в тот момент себе рисовала: женщина, обманувшаяся в своих надеждах, которой остается только умереть, чтобы не упасть в собственных глазах и чтобы доказать, что ее любовь была действительно исключительной.
– Вот видите!
– Да, но это, понимаете... Синьор Лекок, имейте в виду, что каждый итальянец живет двойной жизнью.
– Двойной жизнью? Что за чертовщина?
Тарчинини взял своего спутника под руку и заговорил доверительно:
– Мы – то, что мы есть, и в то же время – то, чем мы хотели бы быть, вернее, то, чем, в нашем представлении, мы могли бы быть. В жизни мы поступаем соответственно тому, кто мы есть на самом деле, но представляем себе, что поступаем как те, кем нам нравится себя воображать. Иностранцы, не знающие этой двойственности, считают нас лжецами, но они ошибаются, потому что – запомните это раз и навсегда! – мы никогда не лжем, ну или, во всяком случае, не больше, чем другие народы.
Стоя на краю тротуара, Сайрус а. Вильям в замешательстве провожал глазами комиссара, который, еще не совсем оправившись после вчерашнего вечера, пошел домой. Принять как должное, что взрослые мужчины и женщины могут сами себе рассказывать сказки, граничило для Лекока с безумием. Он не мог представить Пирсона, воображающего себя президентом США и поступающего так, как если бы он был хозяином Белого Дома. Благоразумнее всего было бы поменьше вмешиваться в чувствительные истории этих итальянцев, истории, в которых нормальному человеку нечего и надеяться отличить вымысел от реальности. Да, но если завтра тело Мики найдут в Адиче? Разве совесть Сайруса А. Вильяма успокоится оттого, что ответственность за это должна пасть на Тарчинини? Что бы ни говорил беззаботный Ромео, налицо женщина, подвергающаяся смертельной опасности, и неужели бостонский гражданин предоставит ее собственной участи и не поспешит на помощь? Никогда! Не раздумывая больше, Сайрус А. Вильям вскочил в такси и назвал адрес Мики. В машине он улыбался при мысли о молодой вдове, которая, возможно, будет обязана жизнью некоему Сайрусу А. Вильяму, специально присланному Провидением из Бостона... Короче, он мыслил в точности как итальянец, рисующий себе идеальный образ и строящий воздушные замки на такой зыбкой основе, но сам того не сознавал.
Привратнице, вышедшей поглядеть, кто это позволяет себе роскошь разъезжать на такси, Лекок крикнул:
– Скорее! Дома синьорина Росси?
Слегка шокированная его манерами, та сухо ответила:
– Кажется, дома.
– Слава Создателю!
Сайрус А. Вильям кинулся вверх по лестнице, словно намереваясь побить все рекорды скорости. Привратница, подойдя к перилам, следила, подняв голову, за восхождением странного незнакомца. Шофер такси, заинтересованный сценой, присоединился к ней. Когда они услышали, что молодой человек звонит в дверь Мики Росси, оба вздохнули, и старуха объявила с видом человека, которого больше уже ничто не удивит:
– Всякого я повидала в жизни, но... вы что-нибудь понимаете?
Шофер недоуменно развел руками:
– По-моему, это американец...
– Это-то я и без вас вижу!
При виде Сайруса А. Вильяма Мика широко открыла глаза, но он, не дав ей проронить ни слова, схватил ее за обе руки и горячо воскликнул:
– Синьора, как я счастлив, что застал вас!
Хоть Мика и привыкла к пылкости своих земляков, она впервые слышала такое пламенное заявление. Польщенная, хоть и немного обеспокоенная такой экзальтацией, синьора Росси пригласила его войти, и Лекок только тут заметил, что она в халате, что, как правило, не свойственно людям, собирающимся идти топиться. Подобное наблюдение привело его в замешательство, и Мике пришлось взять инициативу на себя:
– Синьор, что случилось?
– Дело в том... я боялся... Ну, в общем, я хочу сказать, мы боялись, что... что...
– Чего вы боялись?
– Дело в том, что вы так внезапно ушли тогда...
– Я ни минуты не могла больше оставаться рядом с человеком, предпочитающим мне свое спокойствие! Женская гордость этого не допускает!
– Я не то имел в виду...
– Что же тогда?
– Вы заявили, что покончите с собой!
– Да? Я это сказала?
– Вот именно, синьора.
– А правда, красиво вышло?
– Виноват?
– Я рада, что сумела произвести на вас впечатление. Как вы думаете, а он, Орландо, поверил?
Поскольку американец онемел перед этим невинным цинизмом, Мика удивленно посмотрела на него, потом во взгляде ее забрезжила догадка, и взгляд этот выразил безграничное изумление. Она недоверчиво спросила:
– Но вы ведь не приняли моих слов всерьез?
– Но... конечно же, принял, синьора!
– Нет, правда? О! Вот умора!
– Вы казались такой несчастной...
– Но я действительно очень несчастна, синьор! Просто это не значит, что...
Он упорствовал:
– Но вы ведь сказали это?
Она от души потешалась.
– Вы иностранец, синьор?
– Американец.
– В том-то и дело... Вы не разбираетесь в наших обычаях. Сайрусу А. Вильяму показалось, что откуда-то издалека доносится насмешливый хохот Тарчинини.
– И вы пришли, испугавшись, как бы я не убила себя? Как это мило... ужасно мило...
Она приблизилась и нежно шепнула:
– Вам кто-нибудь уже говорил, что у вас очень красивые глаза?
Лекок не знал, говорили ли ему это, зато знал, что если откроет рот, то наговорит грубостей, и, спасаясь от охватившего его головокружения, выскочил вон, хлопнув дверью.
Когда Сайрус А. Вильям спрашивал в отеле свой ключ, ему подали телеграмму из Бостона. Валерия! Она и не подозревала, милая девушка, как вовремя пришла ее телеграмма, и как возросла любовь жениха к ней после его знакомства со слишком легко утешившейся вдовой.
"Сайрусу А. В. Лекоку, Рива Сан Лоренцо э Кавур, Верона, Италия. Удивлена. Точка. Обожаю Колумба. Точка. Настаиваю вашем немедленном возвращении. Точка. Жду объяснений. Точка. Валерия".
Что это могло значить? По какой причине Валерия, так хорошо воспитанная, такая строгая в отношении этикета, такая пунктуальная в вопросе о том, что принято и что не принято, позволила себе послать ему столь нелепую телеграмму? И какого такого Колумба она обожает? Он готов был немедленно телеграфировать своей невесте, требуя ясности, как вдруг в его уме забрезжило неясное воспоминание о другой телеграмме. Он спросил телеграфиста, который подтвердил, что прошлой ночью он в самом деле телеграфировал мисс Валерии Пирсон. Сайрус А. Вильям ощутил холодок в спине. Пересохшими губами он выговорил: