Жюстина, или Несчастья добродетели

де Сад Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа

После наказаний регент передает директрисе список приглашенных к ужину с указанием того, в каком состоянии они должны прибыть.

Вообще он редко выходит из зала без сладострастной сцены, в которую вовлекает две дюжины девушек, а иногда их число достигает двадцати. Руководит спектаклем директриса, она же следит за тем, чтобы с нашей стороны царила беспрекословная покорность. Потом регент переходит в мужской сераль, где происходит то же самое.

Часто случается, что какой-нибудь монах возжелает перед завтраком девушку в своей постели. В этом случае брат — надзиратель приносит карточку с именем нужной наложницы и регент отдает соответствующее распоряжение. Избранница возвращается из кельи в сопровождении надзирателя, и если она не угодила монаху, надзиратель передает директрисе записку с просьбой внести ее в список провинившихся, который на следующий день передается дежурному регенту.

После обхода наступает время завтрака. С этого момента до самого вечера нас могут вызвать только для каких-то особых услуг, что бывает довольно редко, так как монахи обедают в монастыре и обычно проводят там весь день. В семь вечера летом или в шесть зимой брат-надсмотрщик приходит за теми, кто вызван на ужин, он сам уводит их, оставляя на ночь тех, кого указали монахи, их отводят в кельи дежурные девушки.

— Дежурные

девушки? — удивилась Жюстина. — Что это еще за обязанность?

— Она заключается в следующем, — ответила Омфала. — Первого числа каждого месяца каждый монах выбирает двух девушек, которые до конца месяца должны служить исполнительницами его самых интимных и самых грязных желаний; он не имеет права поменять их в продолжение этого срока или выбрать одних и тех же два месяца подряд. Здесь нет службы более тяжелой, унизительной и мучительной, чем эта обязанность, и я даже не знаю, привыкнешь ли ты к ней.

— Увы, — заметила Жюстина, — я рождена для страданий, и нет таких, к которым я не смогла бы привыкнуть.

— Как только пробьет пять часов, — продолжала Омфала, — дежурные девушки в сопровождении надсмотрщика приходят обнаженные к своему монаху и не покидают его до утра, когда он уходит в монастырь. Когда он возвращается, они снова присоединяются к нему. Их обязанности почти не оставляют им времени, чтобы поесть или отдохнуть, так как они всю ночь должны проводить возле своего господина; они должны слепо исполнять все капризы этого распутника, да что там капризы! Они служат для удовлетворения любой его нужды: в келье нет других сосудов для этой цели, кроме рта или груди несчастных, которые, не отходя от деспота ни на шаг, обязаны терпеть и днем и ночью все его самые дикие, самые мерзкие и отвратительные выходки, в чем бы они не выражались, да еще изображать довольство и благодарить его за все. Даже намек на неудовольствие или отвращение карается незамедлительно согласно двенадцатому пункту, и к наказанию добавляют еще двести ударов, чтобы показать, что обязанности дежурных девушек должны исполняться с еще большим рвением, нежели все прочие. Эти девушки принимают участие во всех сладострастных действиях господина, и на их долю выпадает самая грязная работа. Если монах насладился другой женщиной или юношей, его тело приводят в порядок языки этих несчастных, если он желает возбудиться заранее, они опять помогают ему языком и губами; они сопровождают его повсюду, даже в туалетную комнату, они одевают и раздевают его, одним словом, они обслуживают его во всех отношениях, они всегда оказываются виноватыми и получают побои. За ужином их место либо за стулом господина, либо они сидят у его ног, наподобие собаки, либо стоят на коленях перед ним, уткнувшись лицом в его чресла и лаская его языком; иногда они служат ему подстилкой для сидения, если он захочет сидеть на их лице; или же их укладывают на стол, втыкают им в анус свечи и превращают их в канделябры. Бывает, что монахи во время ужина заставляют всех двенадцать девушек принять самые причудливые и возбужденные, но в то же время самые неудобные позы; если несчастные теряют равновесие, они падают, как ты уже видела, либо на колючки, либо в специально подставленные чаны с кипящей водой, часто результатом падения бывает смерть, сильнейший ожог или перелом костей. А сами монахи, наблюдая это зрелище, занимаются распутством, наслаждаются отменными кушаниями и изысканными винами.

— О небо! — не выдержала Жюстина, вздрагивая от ужаса. — Неужели можно довести до такой степени распутство? Можно ли предаваться подобным извращениям?

— Нет никаких ограничений для людей, потерявших всякую совесть, — отвечала Омфала. — Когда человек теряет уважение к религии, привыкает попирать законы природы и подавлять угрызения своей совести, он способен на самые ужасные поступки, это жестокие истины, моя дорогая, и я, живя среди этих коварных людей, каждодневно испытываю их на себе,

— Это же сущий ад!

— Ты еще не все знаешь, дитя мое. Беременность, столь высоко уважаемая в мире, заслуживает неодобрение в этом развратном кругу, я уже касалась этого вопроса в шестом пункте перечня наказаний. Беременность не избавляет ни от наказаний, ни вообще от исполнения самых тяжелых обязанностей. Напротив, она служит поводом для унижений и причиной страданий. Ты уже слышала, что здесь делают аборт при помощи кулаков и пинков, а если и принимают несчастный плод, то лишь для того, чтобы насладиться им впоследствии. Поэтому надеюсь, что ты убережешься от этого состояния.

— Но как это сделать?

— Разумеется, существуют различные способы… Но если Антонин заметит, ты не избежишь его гнева, самое надежное — подавить в себе естественный зов природы, что не так трудно с подобными чудовищами.

Ни один монах, кроме дежурного регента и настоятеля, не имеет права входить в серали, однако поскольку регент меняется каждую неделю, все по очереди пользуются этим поистине деспотическим правом. Входя в любой класс, он может потребовать в свою комнату любое количество девушек и юношей, он обращается с таким требованием к директрисе, и если эти предметы находятся в серале, она не имеет права отказать ему. Даже болезнь не является уважительной причиной, и очень часто эти варвары забирают девушек с температурой, кровотечением и другими недугами, не принимая во внимание никакие отговорки и возражения. Они иногда делают это просто из жестокости и злобы, зная заранее, что больная не доставит им большого удовольствия, что она не в состоянии их удовлетворить, но им нравится лишний раз показать свою власть и добиться повиновения. Бывает, конечно, что они действительно хотят употребить ее для своих утех, но тогда они делают с ней все, что придет им в голову, и держат у себя столько, сколько захотят. Требуемый предмет является к ним голым или одетым — в этом смысле никаких правил не существует. Между прочим, все монахи равны, и преимущество настоятеля заключается в том, что он имеет право заходить в сераль по делам, касающимся одежды, поведения и тому подобным. Его принимают с теми же почестями, что и дежурного регента.

В этой обители существуют свои негласные принципы, о которых мало кто догадывается, но которые тебе полезно знать; этот вопрос связан с четвертым пунктом закона, то есть с тем, что касается пополнения наших рядов, поэтому я расскажу об этом подробнее.

Тебе, наверное, известно, Жюстина, что четверо монахов, живущих здесь, принадлежат к верхушке своего ордена и выделяются как своим богатством, так и происхождением. Помимо больших сумм, выделяемых бенедиктинцами для содержания этого убежища сладострастия, куда мечтают в свое время попасть все члены ордена, эти шестеро добавляют значительную часть

и собственных средств. Общая сумма доходит до пятисот тысяч франков в год, и все эти деньги расходуются на утоление похоти монахов. У них есть восемь доверенных лиц — четверо мужчин и четверо женщин, — которые занимаются исключительно тем, что следят за пополнением сералей и с этой целью постоянно рыскают по всей Франции. Привозимые объекты не должны быть моложе шести и старше, шестнадцати лет, они не должны иметь физических дефектов, напротив того, должны обладать всеми прелестями и достоинствами, которыми одарили их природа или воспитание, но главным условием является высокое происхождение, и эти развратники придают особое значение этому моменту, тем более, что все похищения происходят далеко от этих мест и хорошо оплачиваются, поэтому не приводят к неприятным последствиям. Монахи совсем не обращают внимания на цветы девственности: соблазненная уже девочка, изнасилованный мальчик, замужняя женщина — они принимают всех без разбора, но главное, чтобы предмет удовольствия был похищен, — это обстоятельство их приятно возбуждает, они хотят, чтобы их злодейство вызвало слезы, и не любят, когда кто-то приходит к ним по доброй воле. Если бы ты не была столь невинна, Жюстина, если бы они не почувствовали в тебе глубокую добродетельность и, следовательно, не были уверены в своем преступлении в отношении тебя, ты не пробыла бы здесь и двадцати четырех часов. Все, кого ты здесь видела, имеют высокое происхождение, я, например, урожденная графиня де Вильбрюни, будучи единственным ребенком в семье, когда-нибудь должна была сделаться обладательницей восьмидесяти тысяч ливров годовой ренты. Меня похитили в возрасте двенадцати лет, когда я гуляла с няней возле монастыря, в котором воспитывалась. На нашу карету напали, гувернантку убили, и в тот же вечер я была обесчещена. Все мои подруги по несчастью происходят из таких же родовитых семейств: дочери графов, герцогов, маркизов, богатых банкиров, преуспевающих коммерсантов, известных чиновников. Здесь нет никого, кто не мог бы похвастать самым высоким происхождением, и, несмотря на это, со всеми обращаются самым унизительным образом. Но и это еще не все, эти негодяи не останавливаются и перед тем, чтобы обесчестить членов своих собственных семейств: одна из самых красивых узниц — дочь Клемента, другая, девятилетняя девочка, племянница Жерома, еще одна очаровательная шестнадцатилетняя девушка — племянница Антонина. У Северино тоже было несколько детей в этом доме, и злодей всех их принес в жертву. У Амбруаза есть сын в серале, которого он сам лишил невинности, и мальчик с той поры захирел.

Как только в это гнусное болото попадает предмет любого пола, когда число наложниц и наложников полное, немедленно реформируют другого представителя того же пола. Но если требуется пополнение и в сералях есть вакантные места, никого не реформируют. И вот эта так называемая реформация, милая девочка, становится окончанием наших страданий. Накануне своей смерти несчастную, на которую пал выбор…

— Накануне смерти! — прервала подругу перепуганная

Жюстина.

— Да, накануне смерти, дорогая. Реформация означает смертный приговор, и тот, кто его услышит, никогда больше не увидит божьего мира. Его приводят в одну из темниц, о которых я тебе рассказывала, оставляют там обнаженного на целые сутки, и все это время хорошо кормят. Ужин, на котором жертва погибает, происходит в подземном зале, украшенном по такому случаю самым жутким образом. На эту кровавую оргию допускаются только шесть самых красивых женщин, шесть юношей, выбранных по размеру мужских достоинств, и конечно, директриса. Через час после ужина приводят жертву с кипарисовым венком на голове. Присутствующие монахи голосованием определяют вид пытки, от которой ей суждено умереть, секретарь зачитывает список мучений, после обсуждения жертву ставят на пьедестал лицом к праздничному столу, и сразу после окончания трапезы начинается пытка, которая иногда продолжается до утра. Дежурные девушки не присутствуют на этих оргиях, их замещают трое из приглашенных женщин, и ужасы выходят за все мыслимые пределы. Но стоит ли рассказывать подробности? Ты скоро сама увидишь все собственными глазами, бедная моя подружка.

— О святое небо! — вскричала Жюстина. — Неужели жестокое убийство, самое чудовищное из преступлений, служит для них, как для знаменитого маршала Реца [34] , чем-то вроде наслаждения, и жестокость щекочет им нервы, воспламеняет воображение и погружает их чувства в восторженное опьянение? Неужели возможно, что они, привыкшие наслаждаться только чужой болью, черпать удовольствие только в пытках, полагают, будто постоянно увеличивая и изощряя причину своего экстаза, можно сделать его безграничным? Неужели эти злодеи, не имеющие ни чести, ни совести, ни принципов, ни добродетелей, зло— употребляющие несчастьем, в которое ввергли нас их первые злодеяния, находят высшее удовольствие в следующих, которые стоят нам жизни?

34

Прочтите в «Истории Бретани» дома Лобино о жестоких и сладострастных утехах, которым предавался с детьми обоего пола этот удивительный человек в своем замке Машеку. Герцог Бретонский, который скорее завидовал его богатству, чем стремился наказать за распутство этого сеньора, отличавшегося и умом и талантами, приговорил его к смерти на эшафоте за то, что тот имел несчастье родиться богатым и одаренным от природы. (Прим. автора.)

— Даже не сомневайся в этом, — ответила Омфала, — они терзают, мучают и убивают нас, потому что злодейство их возбуждает. Послушай, как они рассуждают об этом, и ты узнаешь, с каким искусством они обосновывают свои изощренные системы.

— Как часто происходит реформация?

— Здесь каждые две недели погибает один предмет из того или иного класса. Впрочем, реформация не оговаривается никакими правилами: ни возраст, ни изменение внешности не играют никакой роли, все зависит от капризов монахов. Скажем, сегодня они могут реформировать ту, которую вчера ласкали больше всего, и двадцать лет держать в доме ту, которой, казалось бы, все они насытились. Примером тому могу служить я, моя дорогая: я нахожусь здесь тринадцать лет, не было ни одной оргии, в которой я бы не участвовала, я постоянно являюсь объектом всех мерзостей, я должна уже им надоесть, тем более, что благодаря их мерзкому распутству мои прелести поблекли. Тем не менее они меня щадят, тогда как я видела, как они реформировали очаровательных созданий, проживших здесь неделю. Последней жертвой была шестнадцатилетняя девушка, прекрасная как сама Любовь, которая находилась в монастыре полгода, но она забеременела, а этого монахи не прощают. Перед ней принесли в жертву несчастную именно в тот момент, когда она почувствовала первые предродовые боли.