Зима была холодной
Шрифт:
Им снова было жарко. Тела сплетались в одно, устремляясь навстречу друг другу, ловя чужие губы, обвивая ногами. Дышали друг другом и не могли надышаться. Прерывались, чтобы просто смотреть в глаза и целовать, нежно, невесомо. И снова погружались в тягучую, сладкую бездну, из которой так приятно выныривать вдвоём.
Рассвет приближался, и где-то запел петух, самый первый, оповещая о зарождении нового дня. Алексис потянулась, закинув руки за голову, выгибаясь всем телом, и заворочалась, устраиваясь удобнее в кольце рук. Киллиан притянул её к себе, зарываясь носом в волосы, и, уже проваливаясь в сон, еле слышно пробормотал:
— T'a mo chro'iistighionat, merenn.*
Ледяная
Время до утра тянулось медленно, как назло. За эти несколько часов Алексис успела пройти через ад и ступить в чистилище. В том, что произошло сегодня, Киллиан не виноват. И она тоже. С этим надо смириться и жить дальше. Он не осознавал, что делал, и будет жалеть, что ж, Алексис избавит его от неудобства — она сама скажет, что думает по поводу случившегося. И с тем, что любит его всем сердцем, тоже сможет смириться и жить дальше. Забудет всё, как сон, слишком красивый, чтобы быть правдой.
Едва снаружи послышались звуки просыпающегося селения, как Алексис встала и принялась одеваться, приводя в порядок волосы. Киллиан тут же сонно заворочался, повернулся на спину, находя Алексис глазами, и улыбнулся так светло и ясно, что сердце пронзила острая боль, не давая сделать вдох. Но Алексис вымученно улыбнулась:
— Думаю, если мы уедем утром, после обеда уже будем дома.
— Ты** так спешишь домой, — прошептал Киллиан, облокачиваясь о подушку и следя за её передвижениями по хогану. — Нас пока никто не будил, может, задержимся на пару часов?
— Не думаю, что это возможно, — холодным тоном ответила Алексис. — И вас, наверняка, пребывание здесь тоже нервирует.
Киллиан нахмурился, обдумывая услышанное. Потом криво усмехнулся, и с лица разом слетело добродушное выражение.
— Вы правы, — сухо бросил он, садясь на кровати и отыскивая взглядом одежду. — Быть может, вы отвернётесь, чтобы я вас не смущал?
Алексис, вспыхнув, выскочила из хогана наружу, чувствуя, как горло сдавливает болезненный спазм. Она прижала руки к груди, стараясь унять бешеный стук сердца, понимая, что выводы, сделанные утром — правильные. И для него эта ночь ровным счётом ничего не значит. А что она хотела от такого человека, как Киллиан МакРайан? Время, проведённое вместе, сыграло злую шутку, заставив увидеть то, чего нет и быть не может.
— Уже проснулась? — К Алексис подошла Белая Сойка, приветливо улыбаясь. Через силу вернув ей улыбку, Алексис кивнула. Индеанка посмотрела на неё долгим, внимательным взглядом, но заговорила явно не о том, о чём подумала: — Мы собрали вам поесть, но вы же останетесь на праздник? Он будет длиться ещё два дня.
— Нет, — поспешно воскликнула Алексис. И тут же поспешила исправиться, заговорив мягче: — Дома наверное считают нас мёртвыми. Хотелось бы скорее их в этом разуверить.
— Понимаю. — Белая Сойка кивнула. — Тогда я соберу вам поесть. — И она ушла, оставив Алексис у входа в хоган. Вскоре оттуда вышел Киллиан, раздражённо отряхивая рубашку.
— Надеюсь, ехать в этих тряпках не придётся, — зло пробормотал он, не глядя на Алексис. Потом развернулся и пошёл в сторону источников.
Киллиан старался не сорваться. Но злость бурлила внутри, выжигая ядом внутренности. Кто бы сомневался, что ночью все кошки серы, и миссис Коули охотно примет ласки от того, на кого при свете дня и посмотреть боится? Что это было? Благодарность за спасение? Отчаянное желание не быть одной в эту ночь? Киллиан злобно пнул пучок травы, скрипнув зубами. Наивный, на что он надеялся? Что она и днём будет прижиматься, как кошка, заглядывая в глаза? Что будет с той же готовностью целовать, что перед всем миром покажет, что выбрала его? Кому ты нужен, Киллиан МакРайан? Ты и твои проблемы, твоё прошлое?
Киллиан остановился, с удивлением прислушиваясь к себе. Странно, но мысли о прошлом действительно впервые не вызвали горечь. Горько было от другого. От того, что он открыл свою душу женщине, которой это не было нужно.
«Довезти её до дома, и прочь из этого городка!» — решил он, возвращаясь обратно.
Спустя полчаса, переодевшись в свою одежду, Киллиан уже рассматривал жеребца, которого дал Золотой Ястреб.
— Твой брат привезёт его, когда приедет к нам.
— Спасибо. — Это было сказано от души, ведь Киллиан действительно чувствовал благодарность к этому человеку. И меньше всего хотелось думать сейчас о его принадлежности к ненавистной расе.
Сумка с припасами и одеждой Алексис, которая не смогла заставить себя влезть в старую одежду, кровь с которой так и не смылась окончательно, была прочно приторочена к седлу. Киллиан подошёл к Алексис, неловко взял её за талию, сажая боком, и вскочил в седло сам. Кивнув вождю и его жене, он развернул коня и выехал из резервации.
Колум медленно сходил с ума, каждый день с надеждой ожидая новостей. Мысль о том, что Алексис оказалась в руках дикарей, доводила до исступления, и впервые Колум полностью был согласен с Киллианом — их надо уничтожать. Вытравлять с земли, чтобы не смели загрязнять её своим присутствием. Днём он выслушивал прихожан, собиравшихся в церкви, молился с ними, яро, истово, так, как и забыл, что умеет. А ночи превращались в бесконечный кошмар, полный страхов, надежд и призраков. Колум мечтал забыться и ненавидел свою сутану, как никогда раньше. Мечтал броситься в погоню, вместо того, чтобы успокаивать испуганных жителей, снова и снова твердя им, что всё в руках Божиих. Он знал, что это не так. Знал, что Бог не видит, не слышит, не понимает. Знал, что, сколько ни проси, молитва не убережёт от пули или топора, не спасёт тех несчастных, что попали в руки хладнокровных убийц.
Через день в город вернулись первые мужчины, везя два тела, в которых мало что осталось от женщин, бывших дочерьми, жёнами, матерями. И Колорадо-Спрингс замер, ожидая возвращения отряда. На похоронах все молчали, держа друг друга за руки, снова молясь, вызывая желание крикнуть:
— Опомнитесь! Здесь никто вас не услышит!
Той ночью Колум сидел, обхватив голову, сжав её руками так сильно, словно надеялся выдавить из неё все мысли. Смотрел на виски, стоявший на столе, забытый Киллианом. И страстно желал напиться до беспамятства, только бы не переживать этот кошмар. Спустя четыре дня отряд вернулся, и худшие опасения Колума сбылись — ни Киллиана, ни Алексис среди них не было.