Зима была холодной
Шрифт:
Запустив руки в волосы, Колум выдохнул, невидящими глазами глядя перед собой. «От того, что ты надеялся, что Киллиан никогда не ответит ей взаимностью», — ответил мерзкий внутренний голос. И это было правдой, в которой Колум смел признаться только себе. Пусть он сам не мог быть рядом с ней, пусть даже не думал о том, чтобы когда-то рассчитывать на нечто большее, чем друг и духовный отец — но желание, эгоистичное, примитивное — оставить её для себя, было выше его сил. После поездки в Денвер он впервые почувствовал, что симпатия к Алексис таит в себе большее, чем просто восхищение. Но тогда он отмахнулся от этих мыслей, новых, неизведанных и тревожных. Но когда Алексис пропала,
========= Глава 22 ==========
Оставшись одна, Алексис ещё некоторое время просто лежала, уставившись в потолок, впитывая в себя окружающую тишину. Но та же тишина через четверть часа начала давить на уши, вызывая неосознанную тревогу. Что, если сейчас её дом окружают дикари? Что, если они уже на пороге и вот-вот ворвутся внутрь и утащат её обратно? Ледяные волны страха накатывали, мешая сделать вдох. Алексис в панике села, обхватывая себя руками, пытаясь успокоиться. За окном вовсю светило солнце, лес вокруг жил привычной жизнью, птицы весело гомонили в ветвях. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, чтобы тревога отступила, забившись в дальний уголок.
Алексис пережила множество жутких моментов за эти дни, но зацикливаться на них было нельзя. Жизнь уверенно бежала вперёд, а в прошлом оставалось немало боли, страха и потерь. Но теперь, отчего-то верить в это отчаянно хотелось, всё будет иначе. Лёгкая улыбка коснулась губ, и Алексис провела рукой по разворошённой кровати, думая о том, что здесь произошло недавно. Близость с Киллианом была желанной и восхитительной, превосходящей самые смелые ожидания, но на одной постели никаких отношений не построить. Если они действительно будут, эти отношения. Алексис вздохнула, настроение моментально испортилось, ухнуло вниз и свернулось неприятным клубком в животе: никто не говорил о будущем, никто его не обсуждал. И говорить об этом было страшно — а если представление Киллиана о том, что ждёт их впереди, отличается от её?
Думать об этом не хотелось, но мысли всё равно крутились на месте, и чтобы как-то себя отвлечь, Алексис решила нагреть воды и помыться, а после привести дом в порядок и посмотреть, что можно придумать на ужин. К вечеру Киллиана она не ждала, хотя очень надеялась, что он всё же приедет. Если он исполнил обещанное, то завтра наверняка здесь будет Мередит с семьёй, и одна эта мысль вызвала улыбку и прогнала тоску — она безумно по ним соскучилась. Как и по детям из класса, по горожанам, с которыми успела завязать дружбу.
На плите уже шипел чайник, в кастрюльке варилась картошка, рядом стояла банка с консервами, ожидая своего часа, а Алексис жмурилась на огонёк керосиновой лампы, рассыпав по плечам влажные после купания волосы. Тревоги, волнения, изнурительный путь домой — всё это осталось позади, и как же приятно было просто вот так сидеть дома, чувствуя приятную усталость в мышцах, зная, что её ждёт тёплая постель и завтра не надо никуда бежать. Наверное, она успела задремать, потому что резко открыла глаза, вслушиваясь в темноту за дверями. Точно, ей не показалось — копыта звучали почти у крыльца. Сердце прыгнуло в горло, под коленями разлилась слабость. Алексис поднялась и тихо подошла к комоду, достала револьвер, проверяя, заряжен ли. Сухо щёлкнула обойма, возвращаясь на место — показалось, или заскрипели ворота амбара?
Глубоко вздохнув, Алексис взяла в руки лампу и решительно распахнула дверь, вглядываясь в темноту.
— Кто там? Выходите немедленно!
Нет, идти проверять, как в ту ночь, когда она нашла раненного Киллиана, не было никаких сил. Страх колыхался в груди, расходился волнами, вынуждая лампу в руках мелко подрагивать.
— Стоит уехать на несколько часов, и леди уже готова тебя застрелить? — послышался знакомый голос с хрипотцой, и из амбара вышел Киллиан, прикрывая за собой дверь. Широкая улыбка сама собой появилась на лице, и Алексис даже не пыталась её спрятать. Она наблюдала, как он приближается, как смотрит настороженно, словно готов в любой момент сорваться и умчаться в ночь. Поставив лампу на пол, Алексис опустила револьвер и прислонилась к косяку, чувствуя себя невероятно уставшей и счастливой.
Киллиан медленно поднялся и замер в футе от неё, почти не дыша, готовый принять любое её решение: скажет, чтобы уезжал — уедет, не раздумывая. Внутри всё ещё жил страх, что его отвергнут. Со всем, что он может предложить, со всем, что готов дать. А ещё его не отпускало чувство, что он вернулся домой, наконец, вернулся домой.
— Ты вернулся, — выдохнула Алексис, не сводя с него горящего, счастливого взгляда. Киллиан кивнул, осторожно коснулся её губ кончиками пальцев, обвёл их контур, не в силах сказать ни слова, чувствуя, как внутри растёт и ширится что-то бесконечно огромное, необъятное, ломая изнутри рёбра.
— Не могу представить, что ты здесь совсем одна, — наконец пробормотал он, блуждая взглядом по лицу, шее, плечам, покрытым мурашками… — Ты совсем замёрзла, — заметил он, нагнулся, чтобы взять лампу и легко развернул Алексис, подталкивая в дом. Она покорно зашла, зябко повела обнажёнными плечами — после купания одеваться не стала, так и сидела в нижней рубашке и нижней юбке, в то время как ночная сорочка ждала на постели.
— Будешь ужинать? — Алексис покосилась на кастрюльку, картошка в которой, кажется, из варёной вот-вот должна была превратиться в жареную. Киллиан кивнул и улыбнулся несмело, наблюдая, как она хлопочет у плиты, пытаясь снять картошку, обжигаясь, хватая её юбкой и убирая в сторону. — У меня только картошка и консервы, так что особо баловать тебя нечем, но зато есть отличный травяной чай, не знаю, надеюсь, тебе понравится…
Она говорила что-то, говорила, быстро, сбивчиво, смущаясь, пытаясь занять как-то эту звенящую тишину, в которой так много было всего и сразу. А он просто слушал, не вникая в смысл, подперев голову ладонью. Смотрел, как она суетится, как открывает банку и вываливает мясо на сковороду. Как бросает в чайник травы, довольно принюхиваясь… Дома, он был дома, и пусть хоть кто-то посмеет оспорить у него это счастье!
С трудом оторвавшись от созерцания суетливой Алексис, Киллиан подкинул дров в камин и вышел, накидывая куртку. Вернулся с новой порцией, сваливая в поленницу. Потом долго мыл руки и лицо, подставляя ладони под струю воды, которую Алексис лила, придерживая большой кувшин двумя руками. И вытирался непривычно мягким полотенцем, вдыхая слабый аромат жасмина. А Алексис всё смотрела на него, своими огромными глазами, в которых теперь отражалась вся его жизнь.
— Ты позволишь ухаживать за тобой? — задал он вопрос, что терзал весь день. А если не захочет выносить их отношения на людской суд? Если решит, что только под покровом ночи они могут быть вместе? Он примет. Примет любое её решение, даже если оно будет заведомо не приемлемым.
— А ты действительно этого хочешь? — Алексис осторожно поставила кувшин на столик.
— А ты? — тихо спросил Киллиан.
— Я очень хочу. Хочу узнать тебя, всего тебя, всё, что ты любишь, всё, что тебе нравится.