Зима любви
Шрифт:
— Я не хотела этого говорить, — сказала Люсиль, — но мне не нравится…
— Вам не нравится мое отношение, мое соглашательство, — возразил Шарль, поворачиваясь к ней лицом. — Но поверьте, это не так. Просто я хотел кое-что проверить.
— Проверить что?
— Выражение вашего лица, когда вы входили в ресторан. Как вы старались не смотреть на него. Я хорошо знаю вас. Он вам нравится.
Люсиль отстранилась.
— И что же дальше?.. — спросила она. — Почему, когда нравится один человек, страдает другой? Неужели мне никогда не будет покоя? Да что же это за правила такие? И вы называете это свободой? Называете…
Она задыхалась, она запиналась… Никогда никто не мог понять ее…
— Моя свобода при мне, — ответил с улыбкой Шарль. — Только вы прекрасно знаете, что я люблю вас. А что касается вашей свободы, то она при вас. Разве я не прав? Просто Антуан вам нравится — вот и все. Сделаете ли вы следующий шаг или нет, узнаю я об этом или нет — зависит только от вас. Я уже ничего не в силах изменить.
Он лег на кровать прямо в халате. Люсиль продолжала стоять перед ним. Тогда он сел на край постели.
— Это правда, — сказала она мечтательно. Он мне нравится.
Они посмотрели друг на друга.
— Если это произойдет, вам будет больно? — спросила Люсиль неожиданно.
— Да, — ответил Шарль. — Но что это меняет?
— Если бы вы ответили «нет», я бы ушла от вас, — ответила она и прилегла на его кровать. Голову она положила ему на руки, а колени подтянула к подбородку. Через пару минут она уже спала, и Шарлю Блассан-Линьеру стоило немало труда укрыть их обоих одеялом.
7
Он узнал ее номер телефона у Джонни и позвонил на следующее же утро. Они встретились в четыре часа дня, в его квартире на улице Пуатье, напоминавшей наполовину жилище студента, наполовину — кабинет серьезного человека. Но поначалу она даже и не заметила этого. Она вообще ничего не видела, за исключением Антуана. Даже не поздоровавшись, он тут же принялся целовать ее, словно они только что расстались в парке Сен-Клу. И с ними случилось то, что случается с мужчиной и женщиной, когда пламя страсти поглощает их. Очень скоро они позабыли о своих прежних переживаниях, их тела не знали усталости. Слова «стыд» и «бесстыдство» потеряли всякий смысл, зато мысль о том, что через пару часов им придется расстаться, была невыносимо непристойной. Они уже знали, что ни один жест не смутит их, не приведет в замешательство. Они вспомнили уже забытые, простые, неловкие слова любви. Гордость за себя, благодарность за полученное счастье бросали их вновь и вновь в объятия друг друга. Оба понимали, что это прекраснейший момент их жизни, что он никогда не повторится — они обрели друг друга. Неожиданно и непредсказуемо страсть превратила их интрижку в настоящую историю любви.
Небо начало темнеть, но они отказывались смотреть на часы. Они лежали, запрокинув головы, курили, смотрели, как медленно плывет дым, и вдыхали запахи любви и пота, которыми пропитались их тела, тела двух бойцов, двух победителей. Простыни сползли на пол, и ладонь Антуана лежала на бедре Люсиль.
— Теперь я всегда буду краснеть при встрече с тобой, — сказала Люсиль. — Мне будет больно смотреть, как ты уходишь, а разговаривая с тобой, я буду опускать глаза.
Она приподнялась на локте и оглядела комнату, беспорядок, который царил в ней, взглянула на узкое окно. Антуан положил руку ей на плечо: ее спина была прямой, кожа нежной. Десять лет и целая жизнь отделяли ее от Дианы. Когда она повернулась, он сжал на мгновение пальцы, затем провел рукой по ее подбородку. Словно маленькое животное, она попыталась схватить руку зубами. Они лежали и смотрели друг на друга, безмолвно обещая, что, что бы ни случилось, у них будет еще очень много подобных часов.
8
— Ну-ну, дружище, встряхнитесь, — потребовал Джонни. — Вы же на коктейле, а не на фильме ужасов.
Он сунул ему в руки стакан, и Антуан машинально улыбнулся. Глаза его по-прежнему были устремлены на дверь. Вот уже битый час он находился здесь, стрелки часов неумолимо подходили к девяти, а Люсиль все не было. Что же случилось? Ведь она обещала придти. Он вспомнил, как она сказала, стоя на пороге его квартиры: «Завтра, завтра». С тех пор он не видел ее. А может, она посмеялась над ним? В конце концов она жила на деньги Блассан-Линьера, была содержанкой, и таких молодых самцов, как он, могла найти себе сколько угодно. А может, ему все приснилось, красный закат, ночные сумерки? А может, для нее это привычное приключение? А он — самодовольный болван? К нему подошла Диана в сопровождении хозяина дома, американца, который был «без ума от литературы».
— Уильям, вы знакомы с Антуаном, — сказала она таким утвердительным тоном, словно не существовало человека, не знавшего, что он ее любовник.
— А как же, конечно, — ответил Уильям с понимающей улыбкой.
Он так оценивающе посмотрел на Антуана, что тому пришло в голову: «А вот сейчас он поднимет мне губу и осмотрит зубы». Этот взгляд очень разозлил молодого человека.
— Уильям рассказал мне потрясающие вещи о Скотте Фицджеральде, — продолжала Диана. — Он был другом его отца. А Антуан обожает Фицджеральда. Вильям, вы должны рассказать ему все, что знаете, все…
Конец фразы Антуан даже не расслышал: вошла Люсиль. Она обвела салон взглядом, и тут Антуан отдал должное шутке Джонни: вне всякого сомнения, у нее был точно такой же потерянный вид, как и у него пять минут назад. Но вот она увидела его, остановилась, и он автоматически сделал шаг ей навстречу. У него закружилась голова. «Сейчас я подойду к ней, обниму и поцелую в губы. Прямо при всех. Плевать мне на них». Люсиль прочла эту решимость в его глазах и чуть было тоже не поддалась искушению. Какими длинными были эти ночь и день. Да еще Шарль опоздал. Два часа она ждала его: ее охватывал ужас, что он вернется уже слишком поздно. Так они и стояли друг против друга, пока Люсиль не отвернулась. В этом резком повороте-порыве было столько безысходной тоски… Нет, она не должна этого делать. Она попыталась думать о Шарле, что отказывается от романа ради него, но прекрасно понимала, что просто боится.
Неожиданно рядом с ней оказался Джонни. Он разглядывал ее со странным выражением понимания и участия.
— Вы напугали меня, — заметил он.
— Это чем же?
Она посмотрела ему в глаза. Неужели уже началось, так быстро? Друзья, союзники, усмешки, сплетни? Нет, не может быть. Джонни пожал плечами.
— Вы мне очень нравитесь, — сказал он тихо. — Можете смеяться надо мной, но я люблю вас.
Что-то в его голосе тронуло ее. Она взглянула на него. Как, должно быть, он одинок!
— Почему же я должна смеяться?
— Вы же интересуетесь только теми, кто вам нравится. А все остальные вас раздражают. Разве не так? Поначалу это совсем неплохо для нашей маленькой компании. Сможете таким образом сохранить себя… немного дольше.
Она слушала его и не слышала. На другом конце салона Антуан исчез за лесом голов. Да где же он? «Где ты, мой дурашка, мой любовник, Антуан? Куда ты запрятал свое большое костлявое тело? Зачем тебе такие желтые глаза, если ты даже не видишь меня? А я ведь тут, совсем рядом, в десяти метрах от тебя, а может, и ближе. Эх ты, мой милый дуралей». Волна нежности захлестнула ее. О чем это говорит Джонни? Естественно, она любит то, что ей нравится. А ей нравится Антуан. Казалось, впервые за долгие годы хоть в чем-то была уверена до конца. И Джонни прочел эту уверенность у нее на лице. Он чувствовал легкую зависть, и ему стало грустно. А ведь он действительно любил Люсиль. Ему нравилось, как она молчит, скучает, смеется. Но теперь он видел перед собой другое лицо: помолодевшее, уверенное лицо школьницы, которое так преобразила страсть. И он вспомнил как когда-то, много лет назад, он так же желал другого человека, желал больше всего на свете. Этим человеком был Роже. Когда Роже входил в комнату, ему казалось, что жизнь покидает его, или наоборот, что он возрождается. Так где же реальность, а где мечта, во всех этих историях любви? Но как бы то ни было, Антуан не терял понапрасну времени. Ведь только вчера он спрашивал у него телефон Люсиль. Спокойно, как само собой разумеющееся, как мужчина мужчину. Странно, но Джонни ощущал нечто вроде мужской солидарности, появившейся в его отношениях с Антуаном, поэтому ему даже в голову не пришло рассказать Клер об этом звонке, хотя обычно он делился с ней всеми новостями. Было еще много разных вещей, которые Джонни не делал, хотя, видит Бог, жизнь трудная штука.