Зима мира
Шрифт:
– Это Вернер Франк, сын моей подруги Моники.
Потом спросила Вернера:
– А ваш отец знает, что вы здесь?
– Да, он сказал, что мне следует самому решать, как относиться к социал-демократам.
– Ваш отец – человек очень широких взглядов для нациста.
Ллойд подумал, что это слишком жесткая линия поведения с четырнадцатилетним мальчиком. Но Вернер ответил вполне адекватно:
– На самом деле мой отец не вполне согласен с нацизмом, но он считает, что сейчас Германии нужен Гитлер.
Вильгельм Фрунзе возмущенно сказал:
– Как может быть нужно Германии, чтобы тысячи людей оказались за решеткой? Даже не говоря о том, что это несправедливо, – они же не могут работать!
– Я с вами согласен, – сказал Вернер. – И все же народ поддерживает суровые меры Гитлера.
– Народ думает, что это спасет его от коммунистического переворота, – сказал Фрунзе. – Газеты нацистов убедили их, что коммунисты вот-вот начнут убивать, поджигать и отравлять воду в каждом городе и деревне.
Мальчик, подошедший вместе с Вернером, не такой высокий, но постарше, сказал:
– Однако не коммунисты, а штурмовики волокут людей в подвалы и ломают дубинками кости.
Он говорил по-немецки бегло, но с легким акцентом, по которому Ллойд не мог определить его национальность.
– Прошу прощения, – сказал Вернер, – я забыл представить Владимира Пешкова. Он учится вместе со мной в Берлинской мужской академии. Все называют его Володя.
Ллойд встал и пожал ему руку. Володя был одного с ним возраста, потрясающий парень с искренним взглядом голубых глаз.
– Я знаю Володю Пешкова, – сказал Фрунзе. – Я тоже хожу в академию.
– Вильгельм Фрунзе – наш школьный гений, – сказал Володя, – и по физике, и по химии, и по математике у него самые лучшие отметки.
– Это правда, – сказал Вернер.
Мод пристально посмотрела на Володю.
– Пешков? – переспросила она. – Вашего отца зовут Григорий?
– Да, фрау фон Ульрих. Он военный атташе в советском посольстве.
Значит, Володя русский. Ллойд с легкой завистью подумал, что по-немецки он говорит свободно. Конечно, это потому, что он живет здесь.
– Я хорошо знаю ваших родителей, – сказала Володе Мод. Ллойду уже было известно, что она знакома со всеми дипломатами в Берлине. Это было нужно ей по работе.
– Пора начинать, – сказал Фрунзе, взглянув на часы. Он поднялся на сцену и попросил тишины.
Театр затих.
Фрунзе объявил, что каждый кандидат будет произносить речь, а потом отвечать на вопросы зала. Билеты распространялись только среди членов Социал-демократической партии, добавил он, и двери уже заперты, так что все могут говорить свободно, зная, что находятся среди своих.
«Словно тайное общество», – подумал Ллойд. В его представлении это мало напоминало демократию.
Первым говорил Вальтер. Вот кто далек от демагогии, заметил Ллойд. В его речи не было риторических красивостей. Но он польстил слушателям, сказав, что они – здравомыслящие, хорошо информированные люди, понимающие сложность политических проблем.
Он говорил всего несколько минут. И тут на сцену вышел коричневорубашечник.
Ллойд выругался. Как он сюда попал? Он вышел из-за кулис: должно быть, кто-то открыл дверь за сценой.
Это был здоровенный громила с армейской стрижкой. Он вышел на авансцену и заорал:
– Это – противозаконное сборище! Коммунисты и подстрекатели сегодняшней Германии не нужны! Собрание закрыто!
Его надменная уверенность разозлила Ллойда. Попался бы ему этот увалень на ринге!
Вильгельм Фрунзе вскочил на ноги, встал перед нарушителем спокойствия и сердито крикнул:
– Убирайся отсюда, мордоворот!
Тот с силой толкнул его в грудь. Фрунзе покачнулся, оступился и упал навзничь.
Все вскочили с мест, кто яростно возмущаясь, кто крича от страха.
Из-за кулис появились другие коричневорубашечники.
Ллойд понял, что эти ублюдки все спланировали заранее.
Тот, который толкнул Фрунзе, закричал:
– Пошли вон!
Остальные коричневорубашечники подхватили:
– Пошли вон! Пошли вон! Пошли вон!
Их было уже человек двадцать, и появлялись все новые. В руках они держали кто полицейские жезлы, кто подвернувшиеся под руку палки. У одного Ллойд заметил клюшку, у другого – деревянную киянку, у третьего даже ножку от стула. Они с важным видом расхаживали туда-сюда по сцене, зловеще ухмылялись и, скандируя, поигрывали своими орудиями, и Ллойд не сомневался, что им не терпится пустить их в ход.
Он вскочил с места. Не раздумывая, они с Вернером и Володей встали так, чтобы заслонить собой Этель и Мод.
Половина собрания бросилась к выходу, другая половина кричала и грозила кулаками вторгшимся. Те, кто пытался выбраться, расталкивали остальных, местами начались небольшие потасовки. Кричали и плакали женщины.
Вальтер, схватившись за ораторскую кафедру, крикнул:
– Прошу всех сохранять спокойствие! Ни к чему устраивать беспорядок!
Большинство его не слышало, остальные не обратили внимания.
Коричневорубашечники начали спрыгивать со сцены и вклиниваться в толпу. Ллойд взял под руку маму, а Вернер – Мод. Все вместе они направились к ближайшему выходу. Но у всех дверей уже были пробки, созданные людьми, в панике пытающимися поскорее выбраться из зала. Однако коричневорубашечникам было все равно, они продолжали орать: «Пошли вон!»
Нападавшие были в основном крепкого телосложения, а на собрание пришли и женщины, и старики. Ллойду хотелось дать отпор, но сейчас этого делать было нельзя.