Зима на разломе (Ближний Восток, 1993-94)
Шрифт:
– Ага, - сказал Ивтах, когда мы покатили тачку с мясом к вольерам хищников, - ты все меня критиковал, что я не умею в клетки заходить. Посмотрим, как это у тебя получится.
Первым, к кому мы зашли, был похожий на живую игрушку фенек - белая сахарская лисичка с огромными ушами и любопытными черными глазками. С ним я сразу подружился. Затем мы угостили цыплятами, яйцами и мясом других лис - рыжих, песчаных и афганских, степных и барханных кошек, а дальше начались крупные звери - каракалы, волки и гиены.
Я, конечно, понимал, что ни один зверь не посмеет поднять лапу на такого квалифицированного биолога, как я, но все же в первый раз чувствовал себя несколько неуверенно. Оказалось, впрочем, что каракалы шипят и бросаются на сетку из-за цыплят, а не из-за нас с Ивтахом (который в клетки старался не заходить, но винить его за это было нельзя - он еще не оправился после недавнего нападения волчицы, щенят которой он хотел посмотреть). Сейчас наши маленькие пустынные волки и не помышляли о подобной наглости, а испуганно бегали вдоль противоположной от меня стены вольера.
Я никогда не считал полосатую гиену опасным животным, хотя знал, что они иногда воруют детей в деревнях. Но у хай-барской парочки была громкая боевая слава.
Едва я вошел, они принялись делать вид, что не обращают на меня внимания, греясь на солнце. Когда их только что привезли в зоопарк, Рони Малка, бывший тогда директором, решил, что они вправду добродушные, и зашел в вольер без палки.
Стоило ему повернуться к ним спиной, как гиена прыгнула ему на плечи, и Рони спасло только то, что проезжавший мимо Шломи направил джип на сетку. Сетка выдержала, но гиены испугались грохота, так что Рони успел выскочить наружу.
Шломи вызвал по рации военный вертолет, и Рони довезли в Эйлат прежде, чем он истек кровью.
Тони Ринг, став директором, запретил заходить к гиенам по одному, но про его приказ скоро забыли, и следующую жертву - канадского волонтера гиены в самом прямом смысле разорвали на куски. Был страшный скандал, и бедных полосатиков едва не пристрелили. Третьим их трофеем чуть было не стал Беня. Он убирал вольер и на миг дал им повод подумать, что не смотрит краем глаза в их сторону. Что было дальше, он сам не помнил, но Ивтах рассказал, что Беня просто быстрыми шагами взошел на пятиметровую вертикальную сетку и спрыгнул с той стороны.
Гиены все с таким же безмятежным видом подставляли солнцу толстенькие животики, но меня им было не провести - я уже видел, с какой молниеносной быстротой они ловят обманувшихся их неподвижностью птиц, залетевших в вольеру. Впрочем, их челюсти, приспособленные к разгрызанию крупных костей, кого угодно навели бы на размышления. Держа лопату наперевес так, чтобы они ее все время видели, я быстро убрал вольер, кинул им мясо и вышел к радостно поздравившему меня Ивтаху.
Последние два вольера занимала старая самка леопарда с перебитым пулей хвостом.
За пять лет ее жизни в зоопарке ни один человек не рискнул зайти к ней - переманивали мясом в соседнюю клетку, чтобы почистить эту. В Эйн-Геди, откуда она была родом, ее помнят до сих пор, а ее детишки и сейчас не дают скучать тамошним жителям.
В других странах каракалы, полосатые гиены и леопарды сохранились только в самых глухих уголках. Но в Израиле благодаря прекрасной охране природы они довольно обычны и обитают даже на густонаселенном севере. К сожалению, и самое хорошее дело можно довести до абсурда, в чем мне вскоре пришлось убедиться.
Когда мы с Ивтахом вернулись к конторе, весь коллектив в молчании стоял над трупом молодого аддакса.
– Волки, - пояснил мне Давид.
– Они подкапываются под ограду и забираются в заповедник, как на продуктовый склад. Они сюда и из Египта приходят отъесться, и из Иордании.
– Привяжем поисковую фару к винтовке...
– начал было я.
– Ты что, с ума сошел? Положим тушу на место, а рядом поставим капкан.
– Да ну, лучше сразу, чтоб не мучился.
– Ты не понял. Капкан резиновый. Тони отвезет волка на север страны и там выпустит.
– Но это всего четыреста километров! Он через неделю будет опять здесь!
– Через три-четыре дня.
– И что тогда?
– Зарежет кого-нибудь, поставим возле туши капкан.
– И долго это будет продолжаться?
– Пока рекорд - пять раз. У нас в прошлом году половину газелей съели, кулана и почти всех аддаксят. Ничего не поделаешь: Управление оформляет разрешение на отстрел минимум восемь месяцев.
– Но если отстреливать по паре в год, остальные уже не сунутся!
– Что ты мне объясняешь? Мы с Беней уже все начальство обошли. Не доходит, хоть убей. Ну, не переживай. У нас праздник: ослица забеременела.
– Ух ты! Вот Беня обрадуется! Надо отметить.
Вечером мы с Шломи заделали дырку в заборе, положили на место труп аддакса и поставили рядом несколько капканов.
Когда наши охотники ставят капкан на волка, они окуривают его дымом, заметают свои следы, не притрагиваются к приманке, надевают чистую одежду без запаха...
Здесь мы просто положили капканы на песок. Ближний Восток густо населен людьми уже много тысяч лет, и звери научились относиться к человеку несколько презрительно, как бродячие собаки. Не случайно многие животные были одомашнены именно в этих краях.
Ранним-ранним утром, еще в темноте, мы вернулись. Табунки антилоп провожали нас россыпями глаз, ярко светящихся в свете фар. Зайцы и песчаные лисы разбегались с дороги. В капкане сидел здоровенный серо-желтый волк. Мы набросили на него старое одеяло, скрутили, отвезли в контору, поставили метку на ухо, и Тони укатил на север с волком на заднем сидении.
Наутро прибыл Этьен, французкий фотоохотник. Он оказался белобрысым парнишкой лет двадцати, с огромным чемоданом фототехники в багажнике взятой напрокат машины. Он поселился в моем балке и проводил дни в саванне, наблюдая за ориксами. У них начался гон, а Этьену его фотоагентство заказало снимки дерущихся самцов. Парень, надо сказать, обладал редким терпением. Ровно три дня провел он в раскаленной солнцем машине среди сонно пасущихся антилоп, без малейшего успеха. Вечером он возвращался в совершенно обалдевшем состоянии, но и не думал отступать.