Зима от начала до конца (сборник)

Белсвик Руне

– Именно. Точно так пишут в книге о загранице. Но это проходит.

– Проходит? Так написано в книге?

– Да. Они пишут, что человек может быть как не в себе от счастья несколько дней кряду. Но потом всё снова делается обычным, и тогда многие не выдерживают.

– Не выдерживают?

– Да. Носы снова кажутся

ничем не примечательными, и влюблённые начинают думать, как было прекрасно раньше, пока они только мечтали, как хорошо всё будет.

Сдобсен вытащил платок и основательно высморкался. Тем не менее нос его по-прежнему казался Октаве божественным. Но в то же самое время она уже сейчас чувствовала, что ей может захотеться постоять у окна в одиночестве, пересказывая луне всё, что приключилось с ней за день. Ей отчасти даже хотелось, чтобы Сдобсен ушёл.

Но он вдруг сказал:

– Октава!

– Да?

– Спасибо, что разрешила проводить тебя домой.

– Что?

– Спасибо за прекрасную прогулку. Я могу составить тебе компанию и завтра, если хочешь.

– Ты серьёзно?

– Мы можем захватить с собой перекус и уйдём далеко, а потом ты вдруг ослабеешь, а я тебя поддержу.

– По вечерам я стою у окна и мечтаю о нём.

– О ком?

– Ну о том, в кого я влюблена.

– А, о нём. Разве это плохо?

– Да нет.

– Ты можешь поговорить со мной об этом, пока мы будем гулять.

– Правда?

– Конечно. Я могу прогуливать тебя каждый день, пока это не пройдёт.

– Тебе пора идти.

– Мне пора уходить?

– Да. Я хочу побыть одна. Постоять у окна в грёзах о нём.

– Тогда не буду тебе мешать, – сказал Сдобсен и пошёл домой.

Не всё ли равно, когда ночью молчишь, кто из вас взрослый, а кто – малыш?

А в тот же день, когда пришла весна, Простодурсен стал дышать на лёд, чтобы надышать в нём дырку. И выпустить на свободу старую речку. Потому что теперь он и правда слышал её, придавленную холодом и твердью.

Утёнок тоже дышал на лёд. Они стояли вдвоём на смёрзшейся воде. И хоть оба они дышали изо всех сил, ветерок получался легче самого лёгкого в приречной стране.

– Нет, – сказал наконец Простодурсен. – Это бесполезно.

К этому времени уже наступил вечер, и между деревьев заклубилась чернота.

– Ничего страшного, – сказал Утёнок.

– В каком смысле? – уточнил Простодурсен.

– Ничего страшного, что бесполезно.

– А это как понять?

– Я точно не знаю. Но я выучил это от каменной куропатки в своём долгом путешествии.

Тут Простодурсен как будто очнулся.

– Что? – спросил он. – Ты ведь не ходил один в лес к каменной куропатке?

– Ходил.

– Тебя же Октава несла в сумке?

– Это на обратном пути. Октава

тоже ходила к куропатке насчёт носа.

– Ничего себе… – сказал Простодурсен. – Ну ничего себе, Утёнок! Что ж ты – ушёл один в лес и не боялся?

– Боялся. Я очень сильно боялся. Так сильно, что осмелел и стал сильнее духом.

– Пора домой, – сказал Простодурсен. – Пойдём-ка в дом, съедим вечерний пудинг, и ты расскажешь о своём путешествии.

Маленький домик с мисочками для пудинга уже заждался их. У него была крепкая крыша, а внутри было тепло и хорошо.

– Ты ведь знаешь куропатку, – сказал Утёнок. – Она лежит на камне.

– Да, она терпеливая.

– Но это бесполезно.

– Как бесполезно? – удивился Простодурсен.

– Она про пользу не думает, – сказал Утёнок. – Но она лежит на камне, потому что она каменная куропатка. А ты тоскуешь без речки потому, наверно, что ты Простодурсен. А я…

– Вот именно, – перебил Простодурсен. – Она тебе рассказала, кем ты станешь и вообще?

– Нет, она сказала, что я уже кто-то, и что у меня хорошо выходит им быть.

– А кто ты?

– Утёнок, конечно.

– Ну да, но… Больше она ничего не сказала?

– Она сказала, что нести яйца мне не придётся. Я больше всего этого боялся. Но сперва я встретил огромную улитку, которая хотела испугать меня насмерть.

– В лесу?

– Да. Здоровенная такая улитка, она меня всяко пугала и стращала.

– Какой ужас! Это правда?

– Нет.

– Нет?

Утёнку очень хотелось рассказать всё. Но когда он дошёл до того, как страшно ему было, то захотел, чтобы Простодурсен обнял его покрепче. Но если он прямо об этом попросит, то снова окажется маленьким. Или нет? Эти мысли докучали Утёнку очень. Проще всего было бы немножко заболеть. Простодурсен всегда его больного жалел.

Утёнок стоял у блюда с пудингом и немножко перепачкался в нём. Он стоял тихо, но внезапно из глаз его покатились слёзы.

– Что случилось? – спросил Простодурсен.

– У меня… глаза заболели, – ответил Утёнок.

Простодурсен взял Утёнка на колени. Он вытер пудинг с перьев и слёзы со щеки.

– Бедный, – сказал он. – Так вдруг сильно заболели?

– Да, – ответил Утёнок. – Ты должен очень крепко меня обнять.

– Я крепко обнимаю тебя, Утёночек.

– Я неправду сказал. Улитка меня не пугала, она была маленькая и красивая. Но я всё равно очень испугался. А куропатка сказала, что, когда я пугаюсь, я тренирую силу духа. Но я не хочу быть совсем смелым, Простодурыч. И я не хочу быть всё время только взрослым. Мне хочется оставаться и маленьким утёнком тоже. Но теперь я почти забыл, как бывают маленькими утятами.

– Так ведь сейчас ты и есть маленький утёнок.

– Да. Но всё же я стал постарше.