Зима от начала до конца (сборник)
Шрифт:
Тут пришли Простодурсен с Утёнком.
– А где Ковригсен? – спросил Простодурсен.
– Репетирует своё стихотворение, – ответил Пронырсен.
Но он ошибся. Ковригсен ничего не репетировал, потому что стихи у него не сочинялись. Он стоял за книжной полкой, комкая в руках пустую бумажку, и стыдился. Наконец он решился выйти к остальным.
– К сожалению, – сказал он, – весеннее стихотворение не сочинилось.
– Ничего страшного, – ответил Утёнок, – теперь я тоже научился сочинять. Хотите послушать красивую маленькую историю?
– Да, – сказал Ковригсен, – если тебе не лень.
– Было на свете яйцо, – сказал Утёнок.
– Как прекрасно! – откликнулась Октава.
– У-у, занимательно, – сказал Сдобсен.
– И что там за история? – спросил Ковригсен.
– Я не знаю, – ответил Утёнок.
– А кто же будет знать? – возмутился Пронырсен. – Что было в этом яйце? Кто из него вышел? Что из него вышло?
– Вышла, конечно же, принцесса. Она была страшно влюблена. И всё искала чего-то, пока не нашла зеркальце, чтобы посмотреть, прекрасна ли она, – сказала Октава.
– Принцесса из яйца?! – задохнулся от негодования Пронырсен. – Давайте говорить серьёзно. Пусть уж вылезла черепаха.
– Нет-нет, – сказал Сдобсен. – Я уверен, что из яйца вышел повар из-за границы, специалист по соусам. Он шёл ко мне, чтобы я снял с соусов пробу.
– Ты только о еде и думаешь! – сказала Октава.
Так она не разговаривала со Сдобсеном давно. И сама сразу это заметила, а потом и остальные. Она сидела тихо и опиралась о Сдобсена, как будто впервые в жизни обрела настоящую поддержку, которой ей не хватало.
Что такое? – подумала Октава. Неужели влюблённость прошла?
Она побыстрее взглянула на его нос.
– Что такое? – вслух спросил Сдобсен. – Что ты на меня уставилась?
– Нос, – сказала Октава, – у тебя совершенно обычный нос.
– Нос? – переспросил Сдобсен.
– Тебя он наверняка устраивает, – продолжала Октава, – он у тебя посреди лица, но я смотрю на него со стороны и вижу, что он ничем не примечателен.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Сдобсен.
Никто ничего не понимал. Все поэтому молчали.
– Мой старый добрый сосед, – сказала Октава, – позволь поцеловать тебя. И пригласить утром на завтрак.
– Она влюблена, –
– Нет, – ответила Октава. – Я больше не влюблена, всё прошло. И я хочу отпраздновать это с тобой вкусным парадным завтраком.
– Понятно, – как-то сник Сдобсен. – Значит, мне не надо больше поддерживать тебя?
– Не надо.
– Та-ак… – протянул Сдобсен. – Что ж, спасибо вам за всё, придётся мне уезжать за границу, раз здесь я никому не нужен.
– Нет-нет! – вскрикнула Октава. – Ты мне нужен! От всего сердца говорю: ты нужен мне как сосед, чтобы гулять с тобой, чтобы слушать твоё нытьё и ворчание, чтобы мне было куда пристроить заботу и слова утешения, которые копятся во мне и ждут случая. Ой-ла-ла, до чего жизнь удивительна!
– Да, – подтвердил Утёнок, – жизнь удивительна, велика и полна памятных вещей.
– Да, – согласился и Простодурсен, – по крайней мере, пока речка свободно течёт мимо нас.
– А рядом хорошие соседи и есть вкусная еда, – добавил Сдобсен.
– Если бы у меня всё-таки сочинились бы весенние стихи, жизнь стала бы и вовсе прекрасна, – сказал Ковригсен.
– Кстати, – сказал Пронырсен, – что там с яйцом? Я всё-таки хочу узнать.
– Это мы можем, пожалуй, придумать, – сказал Сдобсен. – Но я всё жду, не скажет ли наш добрый пекарь «приятного аппетита», чтобы мы могли попробовать его чудесный весенний крендель.
– Приятного аппетита, – сказал Ковригсен.
Дальше крендель стал быстро уменьшаться в размерах, а история про яйцо – увеличиваться. Она получилась очень странная, совсем не похожая на эту. И пока за столом история обретала всё новые повороты, Утёнок соскользнул под стол и притаился там со своей коробочкой с памятными вещами, прикидывая, открыть ли её сразу или ещё немножко подождать.