Зима в Мадриде
Шрифт:
– Да, сэр. Я сказал капитану, что буду молчать.
– Молодец. Рад, что вы не пострадали.
Хор хлопнул Гарри по плечу и, с отвращением посмотрев на испачкавшуюся в муке руку, повернулся к двери.
– Скажите Толхерсту, пусть почистит вашу одежду, – бросил он.
Оставшись в одиночестве, Гарри опустился на стул. Он чувствовал себя ужасно усталым, в ушах шумело, давило, как в Дюнкерке, когда рядом упала бомба. Тогда он, пошатываясь, опустился на землю, его присыпало песком, теплым и влажным. Голова плохо соображала, мысли разбегались. Потом кто-то коснулся его плеча, и он открыл глаза. Над ним нависал низенький курчавый сержант:
– Вы в порядке, сэр?
Гарри едва слышал его, что-то не то было с ушами. Он сел прямо. Форму покрывал кровавый песок, вокруг все усеивали какие-то красные комья.
«Томлинсон», – сообразил он.
Сержант потащил его вниз, на пляж, в море. Вода была холодная, и Гарри задрожал всем телом, он не мог двигаться.
– Томлинсон, – произнес он, почти не слыша своего голоса, – такие маленькие обрывки.
Сержант схватил его за плечи, повернул к себе, заглянул ему в глаза:
– Пойдемте, сэр, нужно идти в лодку, – и повел глубже в воду.
Вокруг плескались мужчины в хаки. Гарри посмотрел вверх, на коричневый деревянный корпус лодки. Казалось, борт невероятно высокий. Двое мужчин нагнулись и взяли его за руки. Он почувствовал, как его снова подняло в воздух, и отключился.
Снаружи все еще слышались голоса. Гарри встал и подошел к окну. Юнец с плакатом теперь стоял навытяжку, держа древко у ноги, и кричал на здание посольства:
– Смерть врагам Испании! Смерть англичанам! Смерть евреям!
Вдруг парнишка умолк на полуслове. Челюсть у него отвалилась, лицо покраснело, а на ширинке серых шорт появился небольшой черный кружок. Он становился больше и больше, потом по ноге крикуна потекла блестящая струйка. Юнец так распалил себя, что обмочился, и теперь стоял окаменев; на его лице застыл чистый ужас. Кто-то крикнул:
– !Lucas! !Lucas, continua! [26]
Но тот не смел шевельнуться. Теперь уже он сам оказался во власти толпы.
– Поделом тебе, маленький ублюдок, – вслух произнес Гарри.
Глава 7
Вскоре после этого фалангисты убрались. Обмочившемуся пареньку пришлось-таки развернуться и по-тихому ретироваться к своим приятелям. Они сперва вытаращились на его мокрые шорты, но быстро отвели глаза. Огонь и без того уже стал угасать, они выдохлись; засунув под мышки барабаны и флаги, молодчики строем ушли. Гарри отвернулся и покачал головой, потом сел за стол Толхерста, радуясь наступившей тишине. Толхерст проявил себя достойно – с такой силой схватил его и втащил в дом, что оставалось только удивляться: оказывается, под жиром у него еще сохранились мышцы.
26
Лукас! Лукас, продолжай! (исп.)
Гарри обвел взглядом кабинет: обшарпанный стол, древний стеллаж для бумаг и платяной шкаф. Пыль в углах. На стене портрет короля, но никаких личных фотографий.
Он вспомнил снимок своих родителей, теперь стоявший у него в квартире, и подумал: «Интересно, живы родители Толхерста или их тоже скосила Первая мировая?»
Он закрыл глаза, на мгновение снова увидел пляж и волевым усилием вытеснил картинку из головы. Сегодня он справился, а еще не так давно в подобной ситуации он бы в страхе забился под стол, будто ему зеленый черт померещился.
Вспомнился дуврский госпиталь, разочарование и отчаяние. Гарри был наполовину глух, медсестрам приходилось кричать, чтобы он их услышал. Осмотреть его пришел врач и как будто остался доволен – наклонился над койкой и сказал:
– Слух вернется, барабанные перепонки целы. Вам нужно отдохнуть, понимаете? Лежите и набирайтесь сил.
– У меня нет выбора! – крикнул Гарри, а потом сообразил, что глухой-то он, а не доктор, и понизил голос. – Если я встаю с постели, меня начинает трясти.
– Это шок. Он тоже пройдет.
Так и случилось. Сначала Гарри стал подниматься с постели, потом выходить из палаты, потом гулять по двору. Однако ни выздоровление, ни победа воздушных сил в Битве за Британию не смогли излечить его от злости и стыда, возникавших всякий раз при воспоминании о бегстве из Франции. Впервые в жизни Гарри ловил себя на мысли, что ставит под вопрос то, чему его учили в Руквуде: Англия – страна, которой суждено править миром, а заведенные у них порядки безупречны и правильны. Сейчас повсеместно побеждали фашисты. Гарри всегда их ненавидел, как в школе терпеть не мог лжецов и задир. Это давало ему моральную опору. В случае вторжения он будет сражаться по мере сил даже за эту сломленную, развалившуюся Англию. Именно поэтому он согласился на нежданный призыв поехать сюда, в Испанию.
Вдруг распахнулась дверь, и появился Толхерст со стопкой бумаг под мышкой. От неожиданности Гарри подскочил.
– Вы еще здесь, Бретт?
– Да. Наблюдал за феерией. Один из них обмочился.
– Маленький ублюдок получил по заслугам. Вы теперь в порядке?
– Да, все хорошо. Просто присел на минутку, чтобы собраться. – Гарри встал и посмотрел на свой костюм, с которого посыпалась на пол мука. – Мне нужно переодеться.
Толхерст открыл платяной шкаф и достал мятый темный костюм и фетровую шляпу. Гарри надел их. Костюм был мешковатый, с запахом пота.
– Я собирался отнести его домой и погладить прессом, – извиняющимся тоном сказал Толхерст.
– Ничего. Спасибо. Я думаю пойти домой, если во мне нет надобности. Я вроде бы все на сегодня сделал.
– Хорошо, – кивнул Толхерст. – Кстати, на следующей неделе будет вечеринка для младших сотрудников посольства. В «Рице». Теперь это притон нацистов. Мы собираемся застолбить там территорию. Вы придете?
– Спасибо, с удовольствием. Спасибо, Толхерст.
– О, зовите меня Толли. Как все.
– Тогда вы зовите меня Гарри.
– Ладно. Но послушайте меня: не стоит ехать домой на метро, там опять обрыв электричества.
– Хорошо. Прогулка пойдет мне на пользу.
– Я отправлю ваш пиджак в чистку.
– Еще раз спасибо… э-э-э… Толли.
Гарри оставил Толхерста работать. На улице было сухо, но дул резкий холодный ветер с гор. Гарри надел шляпу и чуть вздрогнул, прикоснувшись к слегка липким, набриолиненным волосам. Он отправился в центр. На Пуэрта-дель-Соль сидели нищие-цыгане.