Зимнее лето весны
Шрифт:
– Лена! – ахнула Галя. – Ты все же решила шантажировать Гарика ребенком! Одумайся! Младенец – это серьезно, он с тобой на всю жизнь останется! Сделай, пока еще можно, аборт. Ребров тебя в проект пристроил, скажи ему «спасибо» и успокойся.
– Дурочка, – пропела счастливая Лена, – ты дурочка из переулочка! Речь идет о суперлавэ! Я заимею все: квартиру, иномарку и главные роли!
Галя внезапно встревожилась.
– Что ты задумала?
– Через два часа я укатываю на съемку, – лихорадочно сверкая глазами, сообщила Лена, – пошли в кафе, расскажу.
– Не
– Десять минут осталось, – покачала головой Лена. – Ладно, отложим беседу до моего возвращения.
– Куда едешь?
– Секре-ет, – пропела Лена. – Все будет хорошо! Меня ждут слава и богатство!
Галя вздохнула, помолчала и завершила рассказ:
– Я пошла к главрежу, Лена уехала, больше мы не встречались. Сегодня утром Иосифу позвонили из милиции и сообщили о ДТП. Вчера ночью Лену сбила машина, водитель с места происшествия скрылся. Ну да вы знаете.
– Так быстро установили личность погибшей… – пробормотала я.
– Наверное, сумка рядом лежала, – предположила Галя, – с паспортом.
– И вы подозреваете Гарика?
– Конечно.
– Почему?
Потапова смяла пустую сигаретную пачку.
– Всерьез интересуетесь или шутите? Лена надумала шантажировать Реброва младенцем. Подробностей «спецоперации» я не знаю, но думаю, она взяла бубульку, чтобы напугать Гарика. Вот только что задумала? Шантаж удался, Ребров ее пристроил в какой-то проект. Но Напалковой показалось мало, она стала наглеть, качать права, потребовала денег, квартиру, иномарку… И Гарик решил, что ее легче убить, чем прокормить. Но только я вам ничего не говорила! Даже не надейтесь, показания в суде не дам. И нечего меня взглядом сверлить! Элементарно боюсь. У Реброва грузовики денег, ему киллера нанять – как другому чихнуть.
– У вас есть телефон бизнесмена?
– Нет.
– Его адрес вы знаете?
– Конечно, нет.
– А название фирмы Реброва?
– Зачем оно мне!
– Что ж, – сдалась я, – огромное спасибо, пойду теперь к Римме Сергеевне.
– Вас проводить? – спросила Галина, и тут у нее зазвонил сотовый. – Да, я. Где? Нет, очень неудобно, ищи ближе. Куда? Кафе «Буратино»? Хорошо! В десять вечера? Постараюсь успеть. Кстати, я не такая идиотка, как капля касторки!
Забыв про меня, Галина схватила сумку и вытащила косметичку, она явно собиралась на свидание с приятным человеком. Глаза актрисы заблестели, щеки окрасил нежный румянец.
– До свидания, – улыбнулась я и вышла за дверь, подумав: надо же, какое странное сравнение сделала Потапова – «я не такая идиотка, как капля касторки».
У Риммы Сергеевны делать мне было нечего, встречаться с ней и изображать из себя журналистку не имело больше смысла.
Я, стараясь не шуметь, двинулась к выходу. В знак траура театр отменил спектакль, за кулисами, похоже, не осталось никого из актеров, из экономии в длинном коридоре погасили яркие галогеновые светильники, мой путь освещали лишь тусклые лампы, висящие далеко друг от друга.
Внезапно чья-то рука схватила меня за локоть.
– Леночка, –
Таинственная личность испугала меня до потери голоса. Я повернула голову, увидела приоткрытую дверь гримерной и хрупкую старуху в слишком ярком для пожилой дамы зеленом платье.
– Леночка, – хрипела она, – детонька! Ты чудесно выглядишь! Да! Я, правда, опять очки потеряла, но понимаю: ты покрасила волосы. Ну скажи словечко, не дуйся! Ада Марковна не хотела тебя обидеть, просто снова спутала сумки, они у нас похожи. Не держи зла! Ну почему молчишь? Ладно, больше не буду тебе мешать. Нам же хорошо в одной гримерной! Солнышко, я ждала весь вечер, а тебя все нет и нет! И куда, думаю, подевалась? Ты же меня не бросишь?
– Я не Лена! Вы спутали!
– Что? Говори громче, – заволновалась Ада Марковна. – И почему не начинают спектакль?
– Меня зовут Ви… то есть Валентина.
– Мы будем ставить «Валентин и Валентина»? – обрадовалась Ада Марковна. – Чудесно! Замечательная пьеса!
Тут, на мое счастье, в конце коридора показался дед-охранник.
– Михаил Степанович, – обрадовалась я, – сделайте одолжение, помогите. Похоже, Ада Марковна принимает меня за покойную Лену Напалкову.
– Ой, горе! – протянул он. – Ничего не видит, почти не слышит, но на сцене бойкая. Откуда что берется! Текст помнит, знает, куда идти, а за кулисы зайдет, и бац – идиотка. Ада Марковна-а-а!
Я вздрогнула от его вопля.
– Дружочек, – укоризненно сказала старуха, – по какой причине ты шум поднял? Пора, кстати, спектакль начинать.
– Сегодня-а-а отмена-а-а! – надрывался охранник. – Домой пора-а-а!
– Отменили? – изумилась старуха. – Почему?
– Из-за Лены-ы-ы!
– Так вот же она!
– Это не она-а-а!
– Ах, ну да, – оживилась Ада Марковна, – Леночка же уехала! Она на днях с зоопарком договаривалась!
– С зоопарком? – переспросила я.
К моему изумлению, Ада Марковна расслышала заданный вопрос.
– Да, да, – закивала она. – Все хотела на мишек посмотреть! У меня со слухом незадача, то он включается, то выключается, как гирлянда елочная… чик… брык… Иногда Лена говорит, а я ничего не понимаю, чувствую только, что сердится. Но в тот раз она с подружкой разговаривала, а я вдруг прекрасно услышала, как она сказала ей: «Хочу на мишку посмотреть!»
– На мишку? – впала я в еще большее недоумение. – Именно так и произнесла, вы ничего не путаете?
– Вроде даже его называла, – запела Ада Марковна, – порода такая… э…
– Белый! – вклинился в беседу Михаил Степанович.
– Нет, нет.
– Бурый!
– Снова не то. Память меня подводить стала, – пожаловалась Ада Марковна. – Топтыгин? Впрочем, нет.
– Гризли? – не успокаивался охранник.
– Панда! – воскликнула я.
– О! – подняла указательный палец Ада Марковна. – Именно он! Хочу, сказала Лена, на панду посмотреть… А почему не начинают спектакль? Говорите громче, тут страшный шум, как на лесопилке, в ушах гудит…