Зимний фарс или баллада о бесстрашной Татьяне

Чепенко Евгения

Перспективу нарисовал заманчивее некуда. Я прям восторг ощутила, да такой, что соврала от души и правдоподобно.

– Он в долину ходить может.

Носильщик от неожиданности затормозил.

– Как может?

– Ну, так, - пожала я плечами.

– Быть того не может!

– Почему?
– я снова попыталась вырваться из цепких лап товарища в плаще. На этот раз попытка успехом увенчалась. Правда ногой ножны зацепила и чуть на снег не рухнула. Полубожок вооружился. Под плащом на поясе болтался меч и пара кинжалов. Вот так нас и застал Мороз: я, босая жена стихии в ночной сорочке, а напротив озадаченный и немного неадекватный романтичный герой Любомиры.

Озноб

тут же прошел. Чем ближе я была к Морозу, тем меньше на меня влияли любые погодные условия. В глубине души мне вдруг на краткий миг захотелось описать битву двух противников за обладание такой ценной мной. Как в тех романах, что нет-нет, да читала порой по ночам. Описать, как сверкали клинки, как раненый и проигравший вантуз скрипел зубами от ярости, как я переживала за своего любимого, как боялась за его жизнь. А потом, как истинная нежная леди, сильно нежно обнимала победителя. Само собой, хотелось не такую жуткую битву, какую показали мне Пустоши, когда мой муж сражался с непобедимыми читови двадцать на одного. Нет. Фантазии мои разыгрались о сказочной, красивой победе и тут же улетучились. Оказалось, что когда тебе достается сильный мужик, реально сильный, то бои со слабым противником заканчиваются чертовски быстро.

Вантуз сначала заморозили, а потом двинули по затылку рукоятью меча. И все. Лежит на земле поверженный злодей на боку, стеклянными глазами смотрит в бесконечность. Как будто музей восковых фигур мимо проезжал и один экспонат посеял.

Презрительно поджав губы, Мороз подошел ко мне и обнял.

– Нигде не больно? Не замерзла?

– Я с тобой нигде не мерзну, - отмахнулась я.

– Испугалась?

Я с радостью отрицательно помотала головой, чем, кажется, слегка Мороза расстроила. Да. Не вернули мне Пустоши еще мою трусость. Последние пару дней бывало, что ощущала нечто такое в груди, смутно знакомое, и на этом все.

– Прости, - он ласково заправил мне волосы за ухо.
– Я отлучился. Ты так сладко спала, не хотел тебя тревожить.

Я кивнула.

– Таня, - прошептал Мороз и прижался губами к моему виску.
– Прости меня. Я совсем забыл про него.

– Ты знал, что он припрется?
– пробормотала я глухо в теплую надежную грудь.

– Мог бы догадаться. В обитель стихий способен проникнуть лишь тот, кто знает путь. Счастье затмило разум, я забыл о Любомире и о ее деяниях.

Признание про счастье мне так понравилось, что в памяти непроизвольно всплыла ночь и все, с ней связанное. Я вдруг остро осознала, что стою в одной тонкой сорочке в объятиях одетого мужчины, и под сорочкой ничего нет. Не знаю как у него, а у меня факт вызвал острый приступ желания. И плевать мне было на замороженного недозлодея неподалеку, он все равно спиной к нам валялся. Вся такая беспомощная спасенная, полуобнаженная дева в руках спасителя. Если спаситель вдруг вздумает сделать с девой что-нибудь эдакое прямо сейчас, я не откажусь. Послушная девочка подчинится.

К моему несчастью, спаситель ничем, кроме нежности, вины и заботы, не пылал. Я от расстройства чуть секса не расхотела. Потом подумала и решила, что дело надо брать в свои руки, а то так и останусь вся такая страстная и неудовлетворенная. Рассчитала траекторию, извернулась и прильнула к суженому сильнее, но так, что сорочка, до того просто сползшая на плечо, сползла окончательно, обнажив одну грудь. Дальше из-под ресниц взгляд невинный наверх бросила. Иначе определить реакцию на маневр не вышло бы. Реакция пошла нужная. Во всяком случае, мы обнаружили, что жена обнажена и соблазнительна. Зрачки расширились, губы приоткрылись, мысли сбились. Последнее по выражению его лица определила.

Однако, Мороз быстро с собой справился, натянул мне сорочку обратно на плечо и поднял на руки.

– Пойдем.

Я могла бы расстроиться, но не стала. Битва еще не проиграна. Снова проанализировала детали, рассчитала, извернулась и в наигранной попытке устроиться чуть удобнее натянула на себе сорочку так, что все изгибы тела спереди проступили даже слишком хорошо. Праведник аж с шага сбился, а с неба хлопьями повалил снег. И снова я состроила невинный, доверчивый взгляд.

– Можно тебя поцеловать?
– прошептала я беспомощно, пока этот гений не успел опять все испортить. Мы либо поиграем в эту игру, либо... Да, без вариантов! Поиграем в любом случае.

Мороз окончательно остановился, чуть помедлил, склонился и поцеловал меня. Я запустила ему пальцы в волосы и всем телом выгнулась. Он едва слышно простонал что-то невнятное мне в губы. Глаза были закрыты, а на лице отражалась мука. Приложив усилие, я выскользнула из его рук, спрыгнула на землю и прижалась к нему всем телом.

– Таня, - беспомощно вздохнул он.

– Да?
– прошептала я с улыбкой. Сложно удержаться от насмешливой нежности, когда мужчина настолько очарователен.

Мороз не ответил, но пространство вокруг нас начало потрескивать. Я обернулась на звук и замерла в немом удивлении. Из пустоты начали проявляться серебристые ледяные линии и витиеватыми узорами расползаться в воздухе, образуя невообразимо красивую беседку. Вскоре мы вдвоем оказались в центре этой беседки.

– Нравится?
– пробормотал Мороз.

Я перевела восхищенный взгляд на мужа. Он смущенно улыбнулся, потом вдруг встрепенулся, чуть отстранился от меня и взял за руки. Под внимательным ласковым взглядом серых глаз я немного застеснялась, словно и не играла никогда в коварную соблазнительницу.

– Я некрасивая?
– вопрос вырвался сам собой. Он был детский и глупый, и в здравом уме я бы никогда задавать его не стала, но тут вдруг что-то на мгновение надломилось в душе. Как будто прежняя осторожная, пугливая я вернулась.

Мороз растерялся.

– Почему?.. Нет. То есть, ты красивая! Очень красивая!
– он так старательно набирал воздух, чтобы произнести эти простые слова, как будто от этого его жизнь зависела.

– Тогда я тебе не нравлюсь?
– если женщина начала обижаться, остановить ее сложно, она припомнит все. Я до этого мгновения не чувствовала, что меня задевала его отстраненность и отчаянное стремление избегать физического контакта. Теперь почувствовала.

– Нет! Ты мне очень нравишься! Очень!

Мороз ничего подобного не ожидал. В серых глазах отражались досада и паника. Он взял меня за талию и попытался прижать к себе. Я конечно уперлась руками ему в грудь, но это уже мало походило на сопротивление. Для пущего эффекта прикусила нижнюю губу. Опять же, неосознанно вышло. Сделала, потом только сообразила, что именно сделала.

– Разве?

Он поднял руку и пригладил мои волосы. На смену панике пришло раскаяние.

– Очень!

Раскаяние к нему пришло, но без сообразительности. И так я почему-то расстроилась, что просто руки опустились. Не хотелось уже больше ничего. Спрятаться и поплакать - единственное желание. Былая уверенность и смелость провалились в небытие. Мало ли что я трактовала не так все это время. Может, почудились те мысли, что прочла в Пустошах, или прочла нечто, что поняла не так, а его внимание и забота - результат природной доброты. Да и прошедшая ночь - не подтверждение, скорее наоборот. Сама его в кровать затащила, сама соблазнила, сама направляла... От воспоминаний нахлынуло отчаяние, захотелось провалиться сквозь землю.