Зимний излом. Том 1. Из глубин
Шрифт:
Удо распрощался и исчез – в полдень графу предстояло кого-то где-то сменить. Дейерс вынул из чехла лютню и с озабоченным видом тронул струну. Кракл заговорил с Мореном о новом торговом кодексе, к агарисскому Карлиону присоединились Берхайм и Кавендиш. Теперь понятно, почему нет Робера. Иноходец не может простить трусу Ренквахи, но Альдо запретил ссоры и поединки. Эорий не поднимает руку на эория, и поэтому Кавендиши в безопасности. Как и Придд, к сожалению.
– Господин цивильный комендант, – доложил капитан Локк, – площадь почти заполнена, можно начинать хоть сейчас.
–
До начала праздника оставалось менее получаса. Ричард подошел к краю помоста, вглядываясь в толпу. Ему повезло, солнечный луч задел стекляшку на короне – маленькая ювелирша самозабвенно прыгала по дощатому настилу рядом с палаткой вербовщиков. Ричард Окделл бросил праздничный плащ на кресло, обозначив таким образом свое присутствие.
– Мне нужно догнать Борна, – сообщил он Краклу. – Если меня будут искать, я скоро вернусь.
Барон важно кивнул, «Карлион» разинул рот, но Дику было некогда слушать про титулы и права. На первом этаже без присмотра валялось несколько темных плащей, принадлежавших музыкантам. Ричард взял первый попавшийся, полностью скрывший придворный мундир. Не хватало, чтоб его каждый встречный хватал за рукав!
Внизу было людно и весело. Принарядившиеся люди шутили, грызли орехи и пряники, глазели по сторонам, смеялись дети, улыбались девушки, но Ричард, ничего не замечая, пробивался к тому месту, где заметил толстушку. Толпа шевелилась и напирала, но Дикон все же добрался до настила. Маленькой ювелирши там не было. Дик завертел головой, пытаясь разглядеть среди шапок и чепцов алые стекляшки, и снова на помощь пришло солнце: алый зайчик, отскочив от поддельного рубина, угодил юноше прямо в глаз. Теперь девчонка умудрилась влезть на помост для жонглеров, как раз над столпившимися вокруг раздатчика фишек горожанами.
Малявка скакала по самому краю, приставив к носу растопыренные пальцы, и что-то кричала. Вызолоченные крылышки смешно раскачивались, белое платьице обтягивало круглый животик. И как ей не холодно. Хотя, когда прыгаешь, не замерзнешь.
– У нее уже есть фишка. – Женский голос был визгливым и злым.
– А вот и нет! – тощая тетка с ненавистью уставилась на большеносую. – Это она голубую фишку ухватила. Невеста кошачья!
– Я дочке, – огрызнулась первая, – хворает она, так что ж ей, без подарка сидеть?!
– Как же, дочке...
– А ну пустите, теперь моя очередь!
Кто-то с силой толкнул Дика в спину, юноша с трудом удержался на ногах, глядя, как продавец лимонной воды, изо всех сил работая локтями, пробивался к комендантскому дому. Вот осел неуклюжий! Ричард торопливо обернулся. Паршивка по-прежнему скакала, высунув от усердия язык. Юноша, выставив по примеру торговца локти, начал проталкиваться к девчонке. Площадь гудела, хихикала, ругалась, Ричард с трудом лавировал между прущими навстречу мещанами. Назад, пожалуй, не пробиться, ну и ладно. Он поговорит с малышкой и подождет в комендантском доме. Подальше от Карлиона с Кавендишем.
– Куда лезешь, урод? – прорычал какой-то толстяк с фиолетовой мордой. – Дубина!
– На себя погляди, – заорала старуха в желтом чепце, которую никто не трогал, – жаба!
– А ну посторонись!
– Смотри, куда прешь!
– Ой, придавили...
– Ребенка, ребенка пустите...
Спорить с толпой было все трудней, но Ричард целеустремленно пробивался вперед, не думая о чужих ногах и животах. Смех и шутки сменила ругань, остро и зло запахло потом и отчего-то гнилой водой. Дик потряс головой, отгоняя вонючее марево. Раскрасневшиеся лица дрожали и расплывались, превращаясь в сплошные раззявленные рты, из которых рвались ругань и вонь.
– Что делаешь! Что делаешь, хряк поганый!!! Что дела...
– Да чтоб тебя!..
– Пузо подтяни, корова!
– Зенки разуй, на сносях я!
– А на сносях, неча лезть, куда не надо.
– Ах, ты...
– Пустили! Фонтан пустили!!!
– Винища там!!!
– Дают! Дают!! Дают!!!
Толпа вздрогнула, взвыла и рванулась к вожделенным палаткам, норовя уволочь с собой рвущегося против течения Ричарда, но юноша упирался, отвоевывая у людского стада шаг за шагом. Толкотня становилась все невыносимей, брань, стоны и вопли слились в нечто звериное. Продвигаться вперед стало невозможно. Людей на площади больше не было, были камни, ожившие камни и зеленая, жидкая грязь, по которой они ползли, сдавливая, истирая, дробя друг друга.
Как много камней, как много грязи... Хрустят, ломаются, все плотней и плотней забивая пространство между низкими, угрюмыми домами.
– Пустите! Создатель! Пустите...
– Умираю!
– Заткнись!..
Ричард запрокинул голову. Он был выше тех, кто оказался рядом, он мог видеть небо и крыши.
– Пусти! Убью! Пусти...
– Создателю всего сущего...
– Лиза... Лиза!!
Отдельных движений нет, ты можешь колебаться только с толпой. И тебя нет, есть подыхающая, рычащая огромная тварь, спрут, растекшийся по древним камням, истекающий ужасом.
– Беги, беги отсюда!
– Мамочка!
Кто-то вытолкнул наверх ревущего мальчишку лет четырех, и он пополз. По головам, лицам, плечам. Только не к выходу, а к центру площади. Не к спасению, к смерти.
Судить Алву? Бред! И хуже всего, что сказал об этом кардинал. Церковники, если только они не святые, разнюхивают чужие тайны не хуже гоганов, но дружбе с Альдо конец, причем обоюдный. Странные все-таки существа – люди. Доверяют тебе – плохо, перестали доверять – еще хуже.
– Да пребудет над вами благословение Создателя. Орстон! – Секретарь Левия, худенький и невысокий, сдержанно поклонился и распахнул двери. Блеснуло солнце, в лицо кошачьими коготками вцепился утренний морозец. Робер вздохнул полной грудью и только тут понял, что клирик ждет положенного ответа.
– Мэратон! – добропорядочно произнес Эпинэ и направился к Дракко. Конь весело топнул копытом, ему не терпелось пробежаться, а дома дожидается своей прогулки Моро, так что ложиться не придется, да и зачем? После трех чашек шадди заснет только покойник. Нет, спать мы не будем, мы будем думать. О словах Его Высокопреосвященства.