Зимний излом. Том 2. Яд минувшего. Ч.1
Шрифт:
– За государя! – Эпинэ хмуро покосился на Марселя. Врун из Иноходца был никудышный, Котик и тот бы понял, что господин Первый маршал предпочел бы выпить за что-нибудь другое.
– Здоровье его величества! – Валме высоко поднял бокал, но Эвро была против. Левретка выбралась из лукошка и, встав на дыбки, остервенело скребла дверь, та не поддавалась. Эвро заскулила, Котик не сдержался и заголосил в ответ. Вышло очень жалобно.
– Это напоминает народные песни. – Барон задумчиво склонил голову набок. – Нечто подобное мне пела моя кормилица.
– Теперь понятно, почему вы так
– Увы, – подтвердил барон, любуясь угрем, – я страшно далек от народа. Страшно…
– Коко, – Марианна сделала большие глаза, – ты ошибаешься. Не правда ли, граф?
Вот так, из «милого Марселя» ты стал просто графом. Печально, но какой повод напомнить о перемене подданства! Валме вздохнул не хуже Котика:
– Наш дорогой Констанс необычайно близок с народом, по крайней мере, в его лучшей ипостаси. Это я отныне лишен корней, хоть и весь в цвету.
Марсель вздохнул еще раз. Для достоверности. Разлученная пара, словно в ответ, самозабвенно взвыла и заскреблась с удвоенной страстью.
– Да откройте же наконец! – Эпинэ дернул щекой и уронил нож. – Сколько можно слышать этот скулеж?! Простите…
– Герцог, вы встревожены? – Марианна широко распахнула глаза, значит, Эпинэ ей и впрямь нравится, ну и правильно. Таких нужно любить, иначе одичают.
– О нет, сударыня… Я… немного устал.
Эпинэ врал. Или был болен. Или был болен и врал.
– Господа, а вы… Вы ничего не чувствуете? – В глазах Иноходца застыла тревога. Очень неуютная.
– По-моему, все в порядке. – Валме честно оглядел комнату и гостей. – Разумеется, настолько, насколько в наше безумное время можно сохранить порядок.
– Новолуние, – сказал барон и отодвинул засов. Котик ворвался в столовую, отчаянно размахивая своим помпоном. Эвро устремилась навстречу. Воссоединение вышло бурным и визгливым. Из будуара вынырнул Капуль-Гизайль с лютней.
– Граф Ченизу, – нагло соврал он, – вы обещали нам новую песню.
Марсель взял инструмент, отчего-то стало грустно. Лютня не заменит гитары, но зачем заменять? Играй, как можешь, и тебе зачтется.
Виконт ослабил воротник и прошелся по струнам. Собаки предусмотрительно полезли под стол. Марианна развернула веер, барон прикрыл глаза, откричавший свое Окделл клевал носом, а Эпинэ смотрел невидящими глазами. Он пил целый вечер, но не пьянел. Это было печально…
– Это было печально, – песенка не была новой, но в голову пришла именно она, – снег и хмурое небо,
Утомленное пламя в бокале вина.Я стоял у окна, я знаком с вами не был,Это было печально, я стоял у окна…Это было печально… Он стоял у окна и смотрел на город, не желая верить в Ночь Расплаты. Он не ошибся, гоганская сказка была куда менее страшной, чем жизнь.
Проклятья, кровавые клятвы, ночи Луны, шестнадцатые дни… Ничего этого нет, свой Закат мы носим в себе, а непонятое и непонятное ходит рядом и хватает тогда, когда мы не ждем. Оно не стоит ни страха, ни надежды – когда придет, тогда придет. Скачка за звездами, крылатая женщина с кошачьей головой, все это было и рассыпалось осенними листьями, сгорело, истаяло… Лауренсии больше нет, мать умерла, Матильда, Дуглас, Енниоль, Мэллит ушли, Дикона посадят под замок до лучших времен, а сюзерена не спасти. И Дэвида, видимо, тоже. Так уж вышло. У тех, кого предаешь, – знакомые до последней черточки лица, а на другой чаше – горожане. Ты их не знаешь и не узнаешь никогда, но они хотят жить, и они ни в чем не виноваты!
Как просто разменять жизнь на любовь и верность, но их больше нет. Кончились. Есть долг и договор с Савиньяком. Ты выбрал, ты не жалеешь и не раскаиваешься, почему же тебя так прихватило?
– Это просто печаль, – пел вдруг ставший непонятным Валме, – это просто тревога,
Мягкой снежной периной лежит тишина.Ночь, зима и печаль, как же это немного…Я вам верен, эрэа… я стою у окна!– Верность! – Очнувшийся Дикон яростно стучал кулаком по столу. – Я же говорил!.. О придда… о предателях… Вы не с-слушали, а я п-предупреждал… А Спруту конец!.. Крэтиана не простит! И н-не будет он м-маршалом… Ворон шутил…
– Спокойно, сударь! – Валме лениво отложил лютню. – Все хорошо. Маршалом станете вы, предателей мы отправим на эшафот, а нам с вами пора отправляться по домам. Очень удачно, что нам по дороге… Эпинэ, вы, полагаю, задержитесь?
– Герцог собирается осмотреть мою коллекцию, – важно объявил Капуль-Гизайль, – он, в отличие от вас, ее не видел.
– Окделл тоже задержится, – решил Иноходец. Дикон и так наплел больше, чем нужно, а есть вещи, которые бывших талигойцев не касаются, что бы те ни пели, – я о нем позабочусь.
– Видимо, таков удел первых маршалов. – Посол и не собирался настаивать…
– Мар-шал? – по слогам произнес Дикон. – А эта… кракатица… ничего не поняла… Ворон т-ткнул ему в н-нос его измену…
– А я слышал, Алва произвел Придда в полковники. – Валме зевнул и торопливо прикрыл рот рукой. – Вот и верь после этого людям!
– Ну, произвел! – вскинул голову Дикон. – И что?! Покловника без короля нету, а Оллару… все! И п-принц – не принц, а бар… Барраска…
– Дикон, хватит! – Налить ему еще, что ли? Пусть уснет наконец… Пожалуй, только сначала избавимся от господина посла.
– В-ворон смеялся над С-с-спрутом, – гнул свое Дикон, – так ему и с-с-сказал… думайте, что вогорите, к-когда присягаете… Не повторяйте… ош-ибок… Робер… это он про н-нас… М-мы присягали, и м-мы в-верны… К-кровью…
– Ваша верность весьма похвальна, – улыбнулся Валме, и Роберу захотелось его ударить. Самодовольная, разодетая скотина… Он и Алву так же слушал, поддакивал, а потом проболтался… Так, от скуки, для красного словца.
– Зато вы, – Марианна не выдаст, ее муж не в счет, а Дик ничего не соображает, – если мне не изменяет память, верностью не страдаете?