Зимний ветер. Катакомбы
Шрифт:
Они медленно приходили в себя, жадно глотая затхлый воздух подземелья, который теперь казался им целебнее чистейшего кислорода.
Петя сидел на корточках перед отцом и вытирал ему лоб мокрой тряпкой. Он с ужасом и нестерпимой жалостью смотрел на его измученное, как бы окаменевшее лицо.
— Папа, папочка… — бормотал он сквозь слезы и тормошил Петра Васильевича за плечи. — Папа, не надо… Батя, ну что же ты, дыши!.. — Ему казалось, что отец умирает. — Дыши же!
Черноиваненко достал бутылку спирта. Он заставил Леню и Петра Васильевича выпить по четверти кружки. Наконец они очнулись. Бачей с усилием встал на ноги.
— Ну, вот и готово, — сказал он со слабой улыбкой.
Леня Цимбал открыл глаза, но не встал, а лишь искоса посмотрел на Черноиваненко с выражением преувеличенного страдания. Черноиваненко сразу заметил в его зрачках маленькие лукавые искры.
— Вставай, — сказал он сухо. — Ничего больше не будет.
— Не можу, — жалобно ответил Леня. — Еще треба несколько капель лекарства. Мировое средство!
Черноиваненко строго погрозил ему пальцем, но все же, подумав, налил еще четверть кружки и поднес к его запекшимся губам.
— И хватит лечиться. Аптека закрывается на ремонт, — буркнул он, закрывая бутылку пробкой.
Леня выпил, крякнул и встал.
Колесничук, посланный разведать, как обстоит с ходом «степным», вернулся часа через полтора и принес известия, что ход «степной» завален снаружи камнями и наглухо забетонирован. Очевидно, немцы закупорили также все остальные щели и выходы. Таким образом, Черноиваненко оказался отрезанным от всего мира, с ограниченным запасом продовольствия, без воды.
Время от времени сверху слышался глухой стук, словно кто-то бил в землю железным кулаком. Иногда эти удары были так сильны, что явственно ощущалось колебание почвы. Не было сомнения, что, совершенно обезумев, немцы начали бомбить с воздуха район Усатовских катакомб, рассчитывая завалить штреки и уничтожить всех, кто находился под землей.
Во многих местах подземные ходы залегали на глубине до сорока метров, но недавно растаял снег, почва была насыщена водой, и это грозило обвалами.
54. ОБВАЛ
Черноиваненко принял единственно возможное решение — покинуть штаб-квартиру, в которой они прожили свыше двух лет, уйти по неразведанным подземным ходам в другое, более безопасное место и найти новые выходы наверх. Как ни жалко было Черноиваненко оставлять старое, насиженное место, как ни опасно было с очень небольшими запасами горючего, продовольствия и боеприпасов отправляться в подземную экспедицию, все же это был единственный выход из положения.
Горючее и продовольствие разделили поровну, и каждый взял свою часть. Это было сделано на случай, если кто-нибудь оторвется от группы и затеряется, что вполне могло случиться из-за частых обвалов. Черноиваненко обмотал вокруг туловища полотенце с зашитыми партийными билетами, шифрами, явками, списками людей и прочими наиболее важными документами, остальное, менее важное, он оставил в несгораемом шкафу. Каждый взял лопату или лом, а также винтовку или пистолет. Светильников взяли три штуки — по «летучей мыши» на двоих да зажигалка Синичкина-Железного, находившаяся у Черноиваненко.
Каждый взял в руку по костылику, и, не теряя времени, они вышли из красного уголка.
Сначала один за другим они прошли по главному штреку со стенами, испещренными их «позывными». Затем свернули в громадную низкую пещеру, где они одно время практиковались в стрельбе, — там и до сих пор стояли полузасыпанные песком и пылью каменные мишени со следами пуль и валялись железные почерневшие стреляные гильзы. Тесный ход вывел их из тира в небольшую пещеру, где был похоронен Синичкин-Железный. Они на минуту остановились возле самодельной ракушечниковой плиты с изображением серпа и молота и пятиконечной звезды, грубо вырезанными солдатским тесаком на мягком камне. Под ними прямыми буквами было вырезано:
«Здесь похоронен верный сын Родины, несгибаемый ленинец, член КП(б)У с 1908 года Николай Васильевич Синичкин (Железный), жизнь свою отдавший за власть Советов».
На камне лежал круглый веночек с узенькими лентами, оторванными от простыни, на которых химическим карандашом было написано:
«От подпольного райкома Пригородного района г. Одессы».
Могила Синичкина-Железного была прямая, длинная, каменная, суровая, как и он сам, ничем не украшенная, кроме этого маленького венка из бессмертников, сорванных на Усатовском кладбище, и выгоревшего самодельного светильника с почерневшей трубочкой, забытого на могиле после похорон.
Они некоторое время постояли перед могилой, сняв шапки.
Но время не ждало. Они вышли из пещеры и добрались до места, где подземный ход раздваивался. До сих пор шли по путям, хорошо разведанным. Дальше начиналось неизвестное.
Немного подумав, Черноиваненко сказал:
— Налево.
Левый ход показался ему немного просторнее. И они один за другим медленно пошли, опираясь на свои короткие костылики, налево. Впереди с зажигалкой Синичкина-Железного — Черноиваненко. За ним — Перепелицкая с «летучей мышью». За Перепелицкой — Бачей. За ним — Петя с фибровым чемоданчиком. За Петей — Леонид Цимбал с фонарем. За ним — Раиса Львовна. А за Раисой Львовной, опять с фонарем, — Колесничук в качестве замыкающего.
Черноиваненко приказал держать между людьми дистанцию не менее пяти метров. Они шли редкой цепочкой; фонари с фитилями, сильно прикрученными ради экономии керосина, горели совсем тускло, еле освещая стены, покрытые старинной пылью. Затхлый воздух был сыр и душен. Кое-где по стенам сочилась вода и слегка блестели известковые налеты.
Все шли в тягостном, напряженном молчании. Тогда, откашлявшись, Черноиваненко затянул глуховатым, но уверенным баском:
Нам вера надежду рождает, Нам вера и бодрость дает…