Зимняя коллекция детектива

Устинова Татьяна

– В две тысячи двенадцатом немцы подкупили одного чеха, журналиста. Он к своим спортсменам-соотечественникам прямой доступ имел, аккредитован был, где можно и где нельзя. Он за ними таскался, интервью брал, фотографировал на тренировках, на стрельбищах, где винтовки пристреливают, в подсобках, где тренеры лыжи готовят, да везде. А потом всю информацию немцам слил. Чехи в тот сезон в Рупольдинге ни одной медали не взяли, а у них сильная команда.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из наших такой же подкупленный журналист?

– Пойдем со мной.

За

руку, как маленькую, он вытащил ее в коридор, протащил за собой, втолкнул в «оружейную» и захлопнул за собой дверь. Загремел замками и распахнул высокий железный ящик.

– Чей это нож? Погляди, погляди хорошенько!..

Алла поставила кружку на железную стойку, подошла и посмотрела. Этот нож она отлично знала.

– Где ты его взял, Павел?

– Здесь.

– Что значит – здесь?

– Тебе полочку показать, на которой он лежал? Во-он та. Это не наш и не Антохи. У Игорька никаких ножей сроду не было. Выходит, кто-то из ваших его здесь оставил. Ну?

– Сергея Васильевича нож, – покорившись, ответила Алла. – Только, Павел, клянусь, он ни при чем! Он не мог никого убить.

– Почему? Потому что он твой дружбан?

– Он не мог убить, – повторила Алла. – Я тебе точно говорю. Не трать время зря.

– А как он здесь оказался, твой Сергей Васильевич? Что он тут забыл? Зачем полез-то сюда?

Алла начала злиться. Он разговаривал с ней, как следователь с подозреваемой в дурном кино.

– Если ты не хочешь, чтобы мы куда-то заходили, запирай к чертовой матери двери! Вешай на них замки! Тебе везде мерещатся шпионы! Диму напугал, когда он в комнату с лыжами заглянул, теперь Василича подозреваешь! Хорошо, допустим, он сюда заглянул, и что?!

– Да нечего ему было тут делать, вот и все! А он ведь здесь что-то делал! Такое, что даже нож свой позабыл. Что он делал?

– В окно смотрел!

– Алла, – начал Павел грозно, – ты меня из терпения не выводи. У меня оно не бесконечное! Один от нечего делать здесь нож забывает, другой какие-то записки пишет, потому что он, видите ли, блогер, а записки в печке сжигают, третий фотоаппарат в дрова пристроил! Чего он на него снимал, когда, зачем?! А у меня…

– Знаю, – перебила Алла. – У тебя Олимпиада на носу!

– Ты мне все время врешь! – выговорил он брезгливо. Марк Ледогоров говорил о том, что ему все время врет Женька совсем по-другому. – А я при этом должен верить каждому твоему слову, как своему собственному, да?!

– Да не верь, – храбро сказала Алла.

Ее удивляла сила его гнева. Она совсем его не боялась, как будто наблюдала со стороны, из партера. Однажды она уже испытала такое чувство, и сейчас ей почему-то страшно важным казалось вспомнить, когда это было – она смотрела, а перед ней как будто актеры на сцене выступали.

– Зачем ты сюда пришла? И людей привела?

– Я не приводила людей, Павел. Это вышло случайно. Володя на самом деле провалился в ручей, сломал лыжу и растянул ногу. И метель нас застала по-настоящему.

– Кто ты такая?

Алла посмотрела ему в лицо. Почему-то она не могла ему заявить –

разбирайся сам, как недавно сказала Марку. Она точно знала, что сейчас должна говорить правду и от этого зависит… что?

…Как это бывает? Как это бывает, когда один простой разговор может изменить всю жизнь? Ничто уже не может ее изменить, она сложилась так, как сложилась, говори, не говори. «Лесной человек» не имеет к ее жизни никакого отношения и не будет иметь никогда. Те времена, когда можно было поговорить, объяснить, растолковать – и мир сразу добрел, становился простым и понятным, давно минули. Тогда было ясно – все беды происходят от недопонимания, ведь все люди вокруг добры и честны, просто иногда непонятливы.

…Как она станет ему объяснять? Что именно следует объяснить, особенно если учесть, что три дня назад она ничего не знала о существовании кордона «полста-три» и его обитателей?

– Павел, – решилась Алла и приткнулась на продавленное кресло, накрытое неопределенной шкурой. – Я… это длинная история. Ты готов меня слушать?

Он сел на пол, скрестив длинные ноги.

– Готов.

Снаружи загрохотало так, как будто обвалился потолок. Они секунду прислушивались, а потом одновременно бросились в коридор.

Из кухни выскочил Сергей Васильевич, за ним показался Володя.

– Где это?!

Из сеней ввалился Антон без куртки, в одном свитере.

– Что случилось?!

Снова загрохотало, и Павел, расталкивая людей, кинулся в комнату со снаряжением.

Там были хаос и разрушения, как будто бомба попала. Высокий, под потолок, стеллаж, снизу доверху заставленный металлическими банками с мазями, парафинами, мастиками, заваленный железками и инструментами, обрушился на середину комнаты, повалил лыжи и стулья. Под обломками ничком без движения лежал человек.

– Петя! – вскрикнула Алла.

– Мать честная!.. Он жив?! Мужики, давайте с двух сторон возьмемся и поднимем его потихоньку! Заходи, заходи туда! Как эта дура завалилась-то?! Дышит он или нет?

Павел молча и проворно пробрался внутрь и зашел с другой стороны. На шее у него надулись вены. Алле стало страшно.

– Давайте! – скомандовал он и взялся за железную опору. – На счет три. Алла, вытащишь его. Ну! Раз, два!.. Три!..

Павел с одной стороны, Сергей Васильевич, Степан и Володя с другой приподняли стеллаж. Алла мгновенно подсунулась и стала тащить Петечку за плечи. Он застонал.

Пятясь, она выволокла его из-под груды обломков.

– Бросаем!

От грохота снова как будто обрушился потолок, сотряслись стены и упали какие-то лыжи.

– Не трогайте его! У него может быть позвоночник сломан.

– Петя, – позвала Женька растерянно и присела рядом. – Петя, ты меня слышишь?

– Слышу, – вдруг отозвался он. – Не глухой.

– Ты жив?! – глупо завопила Женька. – Ты точно жив?!

Очень медленно, как будто собирая с пола собственное разобранное по частям тело, Петечка подтянул руки и ноги, неловко встал на четвереньки и наконец сел, тараща бессмысленные глаза.