Зимняя кость
Шрифт:
Сказала:
— Я потеряла хвостовики.
— За тем поворотом, может, опять появятся — там до самого дна видать.
Ри пыталась вытереть Неду попу чистым углом испачканного подгузника, а ее мотало в темноте из стороны в сторону в летящем грузовике, он кренился, когда заносило на поворотах. Нацелилась пальцами на младенческую пакость, но рука дрогнула, и костяшки утонули в жиже, проскользили по гладкой коже. Пальцы она вытерла о ткань, приподняла ребенка и стала промакивать младенческую попку, пока в бегущих тенях не показалось, что вроде все чисто.
— Теперь я их вообще
На поворотах грузовик уже предупреждал их скрежетом на своем металлическом языке. Длинный рычаг передачи дрожал, будто злился, а черный набалдашник уворачивался от хватки Гейл, пока она не отпустила педаль газа.
— Блин, я не могу больше так быстро! — (Грузовик кашлянул и содрогнулся, сбрасывая скорость.) — На этой развалюхе быстрее уже опасно. — (Дорога была черна для глаз и все время сворачивала куда-то, одна долгая темная петля резко уходила в низину. Грузовик ехал среди мрачных чащоб ощипанных деревьев и сгустков дрожащих сосен.) — Никому ничего хорошего не будет, если мы слетим с этого окаянного хребта.
— Э-э — а где чистый?
— Что чистый?
— Подгузник.
— На пол упал — вон, у тебя возле ног.
— Я боюсь в такой тряске булавки в него тыкать.
— Флойд на магазинные раскошелился. Там булавки не нужны.
Там, где дорога ныряла на дно, гладко лежал черный лед, и грузовик неожиданно занесло боком, он описал почти что полный круг, прежде чем колеса снова нащупали сухой асфальт, и Гейл рывком выправила визжащие колеса. Она вскрикнула, сбавила скорость из страха — они потащились еле-еле, потом вдруг совсем остановились и сидели, дрожа, глядя сверху на откос, весь поросший кустарником, и замерзший коровий пруд. Ее бледные руки по-прежнему стискивали руль. За прудом тянулись бритые подчистую акры пней и снега, у штабелей поваленных стволов нанесло сугробов. Гейл опустила голову к рулю. Сказала:
— Горошинка, мы не для этого обдолбались.
Пока они вертелись юзом, Ри прижимала к груди голозадого Неда, он выворачивался. Она держала его крепко обеими руками, а сама разворачивалась, билась плечом в дверцу, щекой в стекло. Теперь же умостила одной рукой головку младенца у себя на груди, другой расстелила на коленях подгузник — и тут почувствовала на щеках странный жар. Засмеялась от облегчения, сказала:
— Ну, наверняка ведь никогда не скажешь, зачем именнопыхаешь. Потому и пыхаешь, среди прочего. — Спокойно она принялась складывать подгузник, плотно оборачивать им увертливые младенческие отростки, а Нед улыбался ей чарующе и беззубо. — По-моему, он гораздо больше на тебя похож, чем на него, знаешь?
— По-моему, тоже.
— Особенно если волосы рыжие полезут.
— Мамаша Флойда каждый день молится, чтоб не полезли.
На малых скоростях грузовик урчал, временами неловко дергался. В низине у реки лежали лучшие плодородные земли всей этой местности. Дом а у тех нескладно раскинувшихся полей были дородны и щедры, на дорожках стояли юные грузовики, в сараях — полностью проплаченные трактора. Из снега торчали срезанные кукурузные стебли, а ненужные старые кисточки и лузга
Койоты принялись сзывать луну с неба.
Ри прижимала Неда к боку, затем сказала:
— Поехали домой. Ни к чему это. В смысле, чего ему сбегать, если видел, что я ему машу?
~~~
Там, где Ри спала, ночные тени, похоже, никогда не менялись. Фонарь со двора за ручьем бросал свой луч в ее замерзшее окно под тем же углом, что и всегда. Она сидела на кровати, слушала «Звуки мирных ручьев», смотрела на те же старые тени и тающие пряди собственного скучного дыханья. Подняла два одеяла, закутала ими плечи, ручей пел и кувыркался за скальный поворот, а она раздумывала о вечности — как тенисто и одиноко там наверняка будет.
У Ри в сердце оставалось место для большего. Любой вечер, проведенный с Гейл, походил на томительную историю из ее сна, только наяву. Делиться простыми мелкими кусочками жизни с тем, кто высится в ее чувствах. Она растянулась на покрывале и повернула ручку утишить поток. Полночь и стиснутая подушка присоветовали ей — она в конце концов легко провалилась в сон.
В явь ее вытянул стук. Так далеко от печки жар не лучился, и она встала на холодное дерево пола и выглянула в окно, увидела древний грузовик. От зябкого воздуха по коже побежали мурашки, когда она пошла на стук.
Гейл сказала:
— Он мне заявил, что, если я такпоздно буду, могу хоть всю ночьне возвращаться. Забрал Неда к предкам, а передо мной дверь захлопнул.
Ри поманила ее внутрь и в темноте пропетляла к кровати, зевая, заползла под тяжелые одеяла. Гейл села на стул, принялась раздеваться. От ее дыханья в воздухе парили желанные призраки. Когда сапоги стукнулись об пол, отвалились комки засохшей грязи. Сверху кучкой упали джинсы и носки. Гейл еще пошебуршилась босиком, потерла себе плечи и руки, поглядывая сверху на кровать.
Ри раздвинула одеяла, похлопала по простыне, сказала:
— Одно полешко гореть будет недолго.
~~~
Требовался один навык — молчать. День разгорался, а по всему клубку узловатых веток серые белки притаились совершенно недвижно. Их тревожил любой звук, и всякий — ненадолго. В рассветном воздухе еще держался ночной холод, но ветра не было, и белки скоро перестали бояться нового дня, зашевелились в ветвях. Легкое мясо на стол — и требуется для этого только молчание да маленькая пуля.
Ри с мальчишками сидела, опираясь спиной на толстый поваленный дуб, под попы они нагребли листвы, ботинки упирались в тонкие лоскуты снега. Понизу деревья еще были в тени, а верхние ветки им уже грело свежее солнышко. Ри заметила белку — та стояла столбиком на высокой солнечной ветке, — медленно подняла ружье, пальнула. Белка смертельно заверещала и крутнулась вокруг ветки, задние когти в последней хватке царапали кору, затем вялым комком упала наземь. Гарольд кинулся было подбирать добычу, но Ри его удержала. Покачала головой, прошептала: