Зимняя роза
Шрифт:
– Это компетенция мирового судьи.
На мгновение стало тихо, затем Индия услышала возбужденный голос Томми:
– Фрэнки, не смей глупить! Ему это только на руку. Он хочет, чтобы ты его ударил. И тогда загребут всех. Потерпи немного. Боуси приедет и мигом нас вытащит. Не падай духом, парень.
Дональдсон подошел к койке Сида. Индия только что закончила вводить успокоительное и вытащила шприц из его руки.
– Доктор Джонс, ему придется отправиться с нами. Он тоже арестован.
– Это исключено, –
Дональдсон сердито снял с пояса наручники и приковал запястье Сида к раме койки.
– Рид, – обратился он к одному из полицейских, – останетесь здесь и будете стеречь Мэлоуна.
Индия подняла голову. Ее глаза, ставшие ледяными, уперлись в глаза Дональдсона.
– Снимите наручники с моего пациента. Немедленно! – потребовала она.
– Увы, не смогу. Он может сбежать.
– Вы считаете, он может сбежать? В его-то состоянии? – резко спросила она.
– Выбор за вами, доктор. Он или останется здесь, но в наручниках, или отправится в тюремную камеру, где их не будет.
Возмущенная Индия повернулась к полицейскому:
– Советую не путаться у меня под ногами.
Когда успокоительное подействовало, Индия позвала санитаров, и они перенесли Сида в отдельную палату. Констебля она туда не пустила, велев сидеть в коридоре. Присутствие полицейского не лучшим образом подействует на Сида. Он по-прежнему бредил, дергая головой.
– Они меня преследуют. Они меня преследуют, – повторял он.
Индия не знала, как его успокоить. Она без конца повторяла, что с ним все в порядке и никто его не преследует. Она развязала простыни, которыми он был привязан к койке, сняла бинты и сердито покачала головой:
– Вы, никак, пытаетесь себя убить? Посмотрите, что вы наделали!
Индия обрезала нити поврежденных швов и наложила новые. Сид попытался было встать и сорвать наручники. Он напрягся изо всех остававшихся у него сил, отчего на шее проступили жилы.
– Прекратите, мистер Мэлоун! Ради бога, лежите спокойно!
Он повернул к ней голову, и в его глазах мелькнуло такое отчаяние, что у Индии перехватило дыхание. Она ненавидела избранный им жизненный путь и то, чем он занимался, но в этот момент вдруг прониклась сочувствием.
– Неужели в этом смысл вашей жизни? – спросила Индия. – В насилии? В вечной загнанности?
– Вам-то что? – вопросом на вопрос ответил Сид и снова рухнул на подушку.
Наложив новые швы, Индия еще раз измерила ему температуру. Никаких перемен. Придется опять давать хинин. Она взяла пузырек. Дверь палаты приоткрылась. Вошел доктор Гиффорд. За ним следовала Элла Московиц, записывая его распоряжения.
– Добрый вечер, доктор Гиффорд. Добрый вечер, сестра Московиц.
– Доктор Джонс, я завершил дела на сегодня.
Внутри Индии вспыхнул гнев. Сид то терял сознание, то снова приходил в себя. Возможно, он слышал слова Гиффорда.
– Он силен и намерен бороться за жизнь. Я помогу ему, – громче, чем следовало, сказала Индия.
Если Сид слышал слова Гиффорда, возможно, услышит и ее слова.
– Хм… Что ж, дело ваше. На вашем месте я бы не стал тратить время на таких, как он. Хотя… если он умрет, тоже приятного мало. Тогда у нас будет две смерти за вечер и обилие писанины завтра.
– Двое? – переспросила Индия.
– Да. Мы потеряли Элизабет Адамс. Она умерла час назад.
Индия помнила эту женщину. Гиффорд поддерживал в ней уверенность, что она беременна, а у нее была опухоль. Индия хотела исследовать характер опухоли. Гиффорд запретил.
– От чего умерла миссис Адамс?
– Рак матки.
Индия не удержалась от восклицания.
– Опухоль была совершенно неоперабельной.
Индия кивнула. Большинство раковых опухолей в последних стадиях были неоперабельными, но ведь они не сразу становились такими. Если бы Гиффорд сразу, как только она пришла к нему на прием, направил ее на операцию, сейчас миссис Адамс, вероятно, была бы жива и укладывала детей спать.
– Со временем, доктор Джонс, вы убедитесь, что не всегда можно руководствоваться правилами. Когда ваш опыт возрастет, вместе с ним появится и чутье на подобные случаи. Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды. Сестра Московиц, эти записи должны быть готовы к завтрашнему утру.
– Конечно, доктор Гиффорд, – ответила Элла.
Индия дождалась, когда смолкнут его шаги в коридоре, затем сердито повернулась к Элле:
– Я хорошо помню миссис Адамс. Она мне рассказывала о болях и жуткой усталости. В чем, спрашивается, проявлялось его милосердие?
– Успокойтесь, Индия…
– Это просто невыносимо. Он делает клятву Гиппократа посмешищем. Элла, клянусь Богом, все, что он говорит, его замшелые взгляды… В его присутствии я не чувствую себя врачом. Я себя чувствую… проституткой. – Последнее слово она произнесла шепотом.
– Лучше бы вы ею были. Тогда ваши заработки принесли бы нам намного больше денег. Кстати, сколько их в нашем фонде?
– Пятьдесят восемь фунтов и пять шиллингов, – со вздохом ответила Индия.
– Если вас уволят, у нас не будет даже этого. А деньги вам нужны, чтобы платить за жилье.
– Вы правы, Элла. Простите. Просто я очень рассердилась на него. «Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды», – повторила она, подражая высокопарной манере доктора Гиффорда. – Элла, а почему нельзя давать им и то и другое? Почему?