Зимняя сказка
Шрифт:
– Перли! – раздалось в ответ.
Перли Соумса невозможно было узнать. Питер Лейк не помнил, чтобы тот был таким огромным и страшным. Перли же посмотрел на него пустыми глазищами и, заметив на его боку рану, довольно осклабился.
– Малютка Гвотми сделал в твоем боку дырку. Об этом мне его братишка Сильвейн рассказал. Надеялся получить награду, а я не поверил мерзавцу и убил на месте.
– И чем же ты его убил? – презрительно усмехнулся Питер Лейк. – Ножиком с рукояткой из слоновой кости? Кастетом? Или, быть может, своей пушкой с рукояткой из эбенового дерева?
– Вот и не угадал! Я убил его этими вот руками. Сильвейн-то у нас был совсем малюткой, куда меньше своего брата Гвотми. Я его вмиг придушил, бедняга не успел даже пикнуть. Ты ведь знаешь, со мной шутки плохи.
– Неужто ты надеешься проделать то же самое и со мной? – спросил Питер Лейк, бесстрашно глядя Перли в глаза. – Прежде тебе этого не удавалось.
– Что верно, то верно, – согласился Перли. – Все это время тебя защищала женщина. Я пытался достать тебя не раз и не два, но каждый раз тебя защищал ее щит. Видно, ей порядком надоело это дело, иначе она не подпустила бы к тебе крошку Гвотми. На свете нет ничего вечного, Питер Лейк. Даже любовь со временем проходит.
– Не проходит, а переходит от души к душе. Она вечна. Но ты никогда не сможешь это понять.
– Кто знает… За это время я сильно изменился. Но согласись, переходя от души к душе, она их опустошает.
– Не думаю, – покачал головой Питер Лейк. – Дарить не значит терять.
– Все это сказки! – завопил Перли Соумс – А как же закон сохранения энергии?! Мир находится в состоянии совершенного равновесия! Когда ты даешь, ты теряешь! Иначе и быть не может!
– Нет, – ответил Питер Лейк. – Законы не абсолютны. Видимость же зачастую оказывается обманчивой…
– Ты в этом уверен? – спросил Перли.
Питер Лейк задумался.
– Нет, – сказал он наконец, – не уверен.
– А все потому, что ты лишился ее защиты! – продолжал настаивать на своем Перли. – Ты остался в одиночестве, Питер Лейк! И потому тебе вот-вот придет конец!
– Может быть, я и беззащитен, – воскликнул Питер Лейк. – Но ты все равно не сможешь справиться со мной!
И тут он сделал то, чего не осмеливался сделать еще никто на свете. Он приподнялся с каменного пола и плюнул в лицо Перли, который в тот же миг выхватил из ножен свой нож. Только теперь Питер Лейк заметил сидящих на стенах и прячущихся за изломанными скамьями Куцых Хвостов.
С трудом увернувшись от ножа, он вскочил на основание поверженной колонны.
– Я ведь просто так не сдамся! Я одной рукой сгребу всех твоих бойцов и заброшу их куда-нибудь на Канары! – Заметив, что Перли пытается ударить ножом по его лодыжкам, Питер Лейк подпрыгнул и, наступив на клинок, прижал его к камню. – Почему ты решил, что вам удастся меня одолеть?
Перли довольно заулыбался.
– Почему? – повторил свой вопрос Питер Лейк.
– Потому что мы прикончили твоего жеребца!
– Не может быть… – пробормотал Питер Лейк.
– Это произошло ровно десять минут назад!
– Я тебе не верю.
– Это твое дело, – фыркнул Перли. – Можешь сам посмотреть!
Он повернулся к своим подручным, стоявшим у него за спиной. В их рядах началось какое-то движение, и вперед вышла дюжина перепачканных кровью Куцых, которые походили на грузчиков с мясного рынка. Они держали в руках отрезанную голову белого коня.
Питер Лейк странно ссутулился и спрыгнул с основания колонны.
– Вот она, твоя неуязвимость, – усмехнулся Перли, поднимая с пола нож. – Видишь, к чему могут привести ложные взгляды?
Питер Лейк опустился на колени.
Перли приставил холодное лезвие к его ключице.
– Я полагаю, ты понимаешь, что сейчас произойдет? – спросил он.
Питер Лейк ничего не ответил.
– Ты будешь гнить здесь до тех пор, пока в город не вернутся бездомные псы. Они зароют твои кости и кости коня где-нибудь возле причала, если только до этого их не растащат крысы. Что касается Беверли Пени, то ты видел ее в последний раз в начале столетия и больше никогда не увидишь! Твой конец – нравится тебе это или нет – можно считать закономерным. О тебе не вспомнит ни одна собака! Ты исчезнешь из этого мира навеки! Все твои усилия были напрасны!
Питер Лейк поднял глаза к небу и увидел на нем огромные белоснежные облака, недвижно застывшие в холодной синеве.
– Облака пара, и ничего более! – воскликнул Перли. – Они появляются после сильных пожаров.
– Насколько я понимаю, – негромко произнес Питер Лейк, – они являют собой нечто куда большее, ибо этим миром правит любовь…
Внезапно он замер, услышав что-то до боли знакомое.
Перли прислушался. С севера слышались грозные, похожие на раскаты грома звуки, что становились все громче и громче. Это был стук конских копыт, от которого сотрясался весь остров.
Питер Лейк вновь перевел взгляд на Перли.
– Мне казалось, что все кони, кроме одного, переправились за Кинг-Бридж. На этом берегу осталось только это несчастное животное. И ты знаешь, Перли, я снова слышу его грозную поступь! На сей раз я действительно уйду вместе с ним. Ты слышишь?! Он уже совсем близко! Ты слышишь?!
Нож вошел в его грудь по самую рукоять, и он рухнул на пол.
По звонкому стуку копыт и скорости бега жеребец казался тем, кто видел его или просто слышал о нем, в том числе и Питеру Лейку, воплощением грозовой молнии. Но ему самому такие перерождения позволяли обращать землю и небо в шелковую мечту, благодаря которой он мог летать. На полном скаку наступал момент, когда горизонт расплывался в бесцветную полоску и он взмывал в небо, слыша сухой свист ветра в ушах. Потом он вновь касался копытом земли и, вернувшись в мир, припоминал все его сложное устройство, и зыбкую основу любви. При этом не забывал он и свою небесную причастность диким пастбищам в звездных цветах, на которых в вечном молчании живут неподвижные огромные кони и куда он попадал благодаря невесомому ускорению своего бега.
Когда он касался земли, ему хотелось вернуться к тем, кого он любил, однако стоило ему оторваться от нее, как он забывал обо всем на свете и устремлялся к небесам. Белый конь Атанзор увидел, как сомкнулась над заливами и бухтами белая стена, и вновь оказался сначала в знакомом облачном царстве, а затем – в царстве эфира, чтобы остаться в нем уже навсегда.
Серебряное блюдо так и лежало в тенистом скверике, в котором Кристиана за день до этого оставила белого коня. Чем выше поднималось солнце, тем ниже опускалась граница между светом и тенью. Вначале солнечные лучи осветили только верхний край блюда, тут же вспыхнувший золотистым свечением. Когда же солнце осветило все блюдо, оно залило округу удивительным золотистым светом.