Зимняя война 1939-1940 гг
Шрифт:
«По информации в распоряжении Финского правительства, СССР, похоже, планирует представить новые требования Финляндии, более обширные, чем прошлой осенью. Однако детали этих требований отсутствуют».
«Те, кто это прочел, решили, что мира не будет, — пишет Лэнгдон-Дейвис в своих воспоминаниях. — Они не знали о тысячах русских, которые шли вперед по льду Выборгского и Финского залива».
Именно в такой апокалиптической обстановке финское правительство, теперь уже получив шокирующую телеграмму от Рюти, собралось на заседание вечером 9 марта 1940
Уставший от недосыпа, внезапных телефонных звонков и посетителей, Таннер как мог отбивался от жадных до сенсаций репортеров. Выдержка из поспешного интервью, данного британской газете «Санди Экспресс», показывает это.
«ВОПРОС: Финляндия получила предложение о мире? Если да, то как, когда и где?
ОТВЕТ: Могу только сказать вам, что определенные предложения мы получили и рассматриваем их.
ВОПРОС: Финляндия ответила на них?
ОТВЕТ: Не могу вам сказать. Весь мир полон слухов. Мы хотим ответить на все вопросы, но сейчас я не могу сказать вам, что происходит. Вот и все».
Прижатый к стене, явно подавленный министр ответил, что решение будет принято в течение нескольких ближайших дней. «Если предложения будут неприемлемыми, то боевые действия продолжатся».
«Голос министра Таннерa был усталым и тревожным. Бои все еще идут на всех финских фронтах. Переговоры о мире никак не повлияли на военные действия», — сообщил корреспондент «Экспресс».
Таннер был прав по поводу военной ситуации: боевые действия шли на всех фронтах, включая фронт к северу от Ладоги, где стойкие солдаты 12-й дивизии на реке Коллаа отражали атаки 8-й армии Григория Штерна уже с начала декабря. Там боевые действия шли более-менее хорошо. Но на самом важном фронте, у Виипури, дела шли плохо.
Тем временем в Хельсинки политическая ситуация оставалась сложной, как стало сразу понятно после начала заседания для обсуждения телеграммы Рюти из Москвы.
Сказать, что собравшиеся члены правительства были шокированы, — это ничего не сказать, как вспоминает Таннер.
«Члены правительства были потрясены жесткостью условий мира. Мысль о том, что Финляндия будет полностью отрезана от Ладоги, что два важных города и несколько важных промышленных районов будут утрачены, и что нам только что предъявили абсолютно новое требование о районе Салла, была столь столь новой, что сначала они даже не смогли сформулировать свою позицию».
По словам Таннера, дискуссия была «длинной и вялой».
Трещины, которые Таннер и Рюти сумели прикрыть, снова начали появляться, так как несколько разъяренных министров, в особенности Ханнула и Ниуккапен, призвали правительство немедленно подать сигнал «СОС» западным союзникам, чтобы они высылали экспедиционный корпус. Финляндия, в свою очередь, должна была продолжить сражаться. Таннер же, главный защитник мира, как и Рюти в Москве, устало напомнил о «неэффективности западной помощи и трудностях с получением права транзита через Швецию».
Беспокойное заседание было прервано звонком Маннергейма, который сказал, что он ждет новостей о ситуации
Два фактора в результате решили дело.
Первым была оценка ситуации на перешейке, которую приготовил генерал Хейнрике по просьбе Маннергейма. Этот доклад Маннергейм и передал правительству.
«Как командующий Карельской армией, я считаю своим долгом сообщить, что нынешнее состояние армии в таких боях приведет только к дальнейшей потере боеспособности и утрате территорий. — Так начал Хейнрике свой доклад. — В подтверждение моего взгляда я посылаю данные о потерях личного состава. В батальонах осталось примерно по 250 человек, а совокупные ежедневные потери исчисляются тысячами. Серьезные потери среди офицеров снижают боеспособность этих поредевших частей. Артиллерия противника уничтожает наши пулеметы и противотанковые средства с такой эффективностью, что их недостаток ощущается даже на самых важных фронтах.
Вдобавок на правом фланге события развивались так, что свежие силы пришлось вводить на неподготовленных участках обороны и за счет оголения других участков, и стойкость нашей обороны стала критически низкой.
Действия ВВС противника решающим образом затрудняют переброску и снабжение наших войск. Командующий Береговой группой, генерал-лейтенант Эш, подчеркнул мне малочисленность и психологическое истощение своих войск. Он не… верит, что он с ними может успешно обороняться. Командующий 2-м армейским корпусом, генерал-лейтенант Эквист, выразил мнение, что если не будет сюрпризов, то его фронт продержится неделю, не более, в зависимости от того, как будет использован личный состав, в особенности офицеры. Командующий 3-м армейским корпусом, генерал-майор Талвела, выразил мнение, что все висит на волоске.
Генерал-лейтенант Хейнрике».
Правительство, за исключением двух железобетонных министров, Ханнула и Ниукканена, было сильно впечатлено. Особенно впечатлил прогноз Эквиста о том, что фронт продержится не больше недели. Ясно, что любая помощь из-за границы пришла бы слишком поздно и была бы слишком малой, чтобы изменить ситуацию.
Другим фактором, склонившим министров в пользу мира, помимо рапорта Хейнрикса, стали пугающие нестыковки в британских и французских обещаниях помощи.
Французский посол в Хельсинки «озвучил» 100 000 солдат к 15 марта. Более осторожные британцы ничего такого не обещали. Плюс оставалась нерешенной проблема с транзитом через Норвегию и Швецию. Как могла Финляндия доверить свою судьбу этим людям?
Но вдобавок к этому, даже если союзники и договорились бы о транзите и даже если альпийские стрелки достигли бы Финляндии вовремя и попали на фронт, то что будет потом? — спросил всех Таннер. Хотело ли правительство нести ответственность за превращение Скандинавии в поле боя между союзниками, с одной стороны, и альянсом русских и немцев — с другой? Какую долгоиграющую катастрофу это предвещало? И была бы от этого польза Финляндии, которая и так уже столь сильно пострадала?