Зимняя жена
Шрифт:
Словно отвечая на мои мысли, из тумана донесся отчетливый волчий вой. Я вскинулась, оборачиваясь.
— Аки? — мои губы дрожали от холода и страха.
Рычание, уже с другой стороны. Я различила едва заметную тень, мелькнувшую в густом тумане. То там, то тут появлялась она и исчезала. Волк то ли играл со мной, то ли загонял добычу.
— Беги, бегиии, — неслось на меня со всех сторон из серебристой мглы.
Я подобрала отяжелевший и заиндевевший подол платья и вновь побежала. Волчья тень следовала за мной по пятам.
— Беги, маленькая жена, —
Вот темный силуэт мелькнул в густой молочной мгле справа, вот слева. А вот смех погнал меня вперед нематериальным толчком.
— Вперед, вперед…
Я бежала, бежала и бежала. Падала, поднималась. Стоило мне остановиться, как скрьпый туманом волк подбирался ближе, выл, рычал, клацал зубами. И я подчинялась, продолжала свой бесконечный бег.
В горле, обожженном морозным воздухом, горел пожар, каждый вдох давался с надсадным хрипом. Все тело трясло от холода и усталости, а ног я вовсе не чувствовала. Я надеялась, что не отморозила себе пальцы, хотя глупо было думать об этом. Я все равно была обречена.
Зачем ты мучаешь меня, Аки, если мне все равно не выбраться, не уйти от тебя?
— Быстрррее! Не останавливайся! — рычал волк, словно слыша мои мысли.
И я бежала. Г олова тяжёлая, перед глазами туман, повсюду туман, холодный, колючий, и я уже не различала уколы ледяных игл и ломоту в теле, топот ног и стук собственного сердца, белое марево горячечного жара и белизну шкуры, я бежала, бежала, пока темнота не накрыла меня чёрным меховым плащом.
*
Холодно. Как же холодно. Я плыла в забьпъи, покачиваясь на волнах лихорадки, то приливавших, то отливавших от измученного тела. Меня окутывало что-то мягкое, пахнущее знакомо и приятно, а лба то и дело касалась прохладная ладонь, но ничего, казалось, не могло вернуть мне тепла, забранного туманом.
Меня внесли в дом, натопленный и светлый. Сквозь сомкнутые веки я различала тёплый, неяркий свет. Как долго я проблуждала в серебряной мгле? Что произошло за это время? Где Курх и Аки? И…
Я пыталась сосредоточиться, но мысли с трудом задерживались в голове.
Кровать приняла меня в объятия тёплых шкур. Сильные руки выпутали меня из промокшего платья, растерли, укутали, плотно подоткнув края. Тщетно. Мне не становилось легче. Кажется, меня бил озноб.
Дохнуло теплым воздухом комнаты, и я почувствовала, как кто-то ещё ложится рядом, прижимается ко мне обнаженным телом, окутывая кольцом рук. Кожа его казалась обжигающе холодной. Я попыталась вырваться, но с трудом смогла пошевелиться.
Прохладные пальцы пробежались по моему лицу, убирая несколько мокрых прядок. А затем сухие губы коснулись лба. Раз. Другой.
И с каждым прикосновением они словно становились теплее. Будто бы выпивали мой лихорадочный жар, и он согревал их, покидая моё измученное тело. Озноб отступал.
Объятия стали крепче, жарче, но это был здоровый, правильный жар, человеческое тепло. Так издревле грелись люди, противостоя стуже, тело к телу, кожа к коже. Я завозилась под шкурами, сама прижимаясь ближе к широкой груди. И, наконец, заснула по-настоящему.
*
Проснулась я в своём доме, в своей кровати, укутанная шкурами до самого подбородка.
На месте воспоминаний о том, как я блуждала по завесе между мирами, как оказалась здесь, и кто согревал меня, заставив отступить лихорадку, был густой туман, такой же, как тот, в который я ринулась, спасаясь от Аки. Я завертела головой, оглядываясь в поисках Курха. Тот возился у печки, извлекая дымящийся горшок. Поймав мой взгляд, муж с облегчением улыбнулся.
— Наконец-то ты пришла в себя, — он подошёл к постели с чашкой жидкой похлебки в руках. — Вот, пей.
Я попыталась привстать, но тело слушалось плохо. Курх приобнял меня за плечи, помогая, поднес к губам чашку.
Я глотала пахнущую травами жидкость, и по телу разливалось приятное тепло. Меня вновь начало клонить в сон.
— Худшее позади. Отдыхай, — Курх нежно, почти невесомо провел рукой по моим спутанным волосам, задержался ладонью на лбу. Я благодарно улыбнулась.
— Не уходи, — сонно пробормотала я. Курх покорно лег рядом, устраиваясь поверх шкур и притягивая меня к себе.
За последние дни в нем словно что-то изменилось. Я посмотрела на него украдкой из-под ресниц, подмечая знакомую мне серьёзную и горестную вертикальную складочку меж бровей, осунувшееся, заострившееся лицо, объятия, чуть более крепкие, чем он позволял себе обычно.
— Спи, — по лицу Курха пробежала тень улыбки, когда он заметил мой изучающий взгляд. — Я никуда не уйду, пока ты не поправишься.
Курх сдержал обещание. Когда я просыпалась, он неизменно оказывался дома, а засыпала я в кольце рук, окутанная прохладой его тела.
Запретив мне вставать без нужды, Курх сам готовил целебные отвары, менял компрессы и растирал жиром ноги. Я стеснялась своей временной немощи, и забота со стороны мужчины была чем-то непривычным и неестественным. Тем более от Курха, который прежде, казалось, едва замечал меня. Но стоило мне лишь заикнуться о том, чтобы самой заняться приготовлениями и хозяйством, как я была награждена таким жёстким и сердитым взглядом из-под нахмуренных бровей, что стало понятно без слов: мое предложение серьёзно задело мужа. И я не стала настаивать, вверив себя в его умелые руки.
Курх всегда был рядом. Я спрашивала его о волках и серединном мире, гадая про себя, не тяготит ли его вынужденное затворничество, но Курх неизменно отвечал, что Стая в последнее время немного присмирела, а с Аки он разберется позже. Он улыбался, но улыбка выходила кривая. Мне хотелось сказать, чтобы муж не винил себя за то, что случилось со мной, но вряд ли слова могли убедить.
Я и сама не могла понять, что же случилось со мной тогда, в тумане. Как смог Курх отыскать меня и куда гнал меня Аки, прятавшийся в серебристой мгле? Или же это была просто игра перед тем, как вонзить зубы в добычу? У меня было много возможностей размышлять об этом, но я не находила ответа.