Зимняя жертва
Шрифт:
5.59.
Придется подождать.
Нельзя забывать о приличиях, даже когда расследуешь убийство.
Дай поспать матери-одиночке, измотанной непосильной работой.
Малин едет домой. Заглянув к Туве, ложится в постель.
И перед тем как заснуть, снова представляет себе Валькирию Карлссон посреди поля. Голую, похожую на ангела. Падшего ангела?
47
Когда расследование становится кошмарным сном?
Когда поиск истины превращается в хождение по кругу. Когда полицейские впервые начинают сомневаться и возникает
Малин знает.
Рано или поздно это возникнет, словно предчувствие первого за день телефонного звонка. Это может случиться внезапно или нарастать постепенно. Ранним субботним утром, когда пятеро измотанных полицейских, которым в это время полагается спать, а не попивать черный сивушный кофе в зале заседаний, вдруг начинают рабочий день с получения неприятного известия.
— Только что пришло заключение техников относительно Мюрваллей. Работали круглые сутки, и что толку? — Свен Шёман стоит во главе стола, и вид у него удрученный. — Ничего. Только кровь животных: лосей, косуль, диких кабанов и зайцев. И шерсть животных, больше ничего.
«Проклятье», — думает Малин, хотя в глубине души знала об этом с самого начала.
— Значит, мы здорово увязли, — заключает Юхан Якобссон.
Зак кивает.
— Как в бетоне, я бы сказал.
— У нас есть другая линия — Асатру. Бёрье, — спрашивает Свен, — что нового? Вы допросили Валькирию Карлссон после того, как Малин столкнулась с ней возле дуба?
— Пытались связаться с ней по телефону и сегодня попробуем опять, — отвечает Бёрье Сверд. — Допросили двадцать человек, связанных с Рикардом Скуглёфом, но, похоже, ни один из них не имеет отношения к Бенгту Андерссону. Но мы можем задаться вопросом: что она, собственно говоря, делала на месте преступления да еще в таком виде? И зачем?
— Возмутительное поведение, — замечает Юхан. — Как еще можно назвать публичную медитацию в чем мать родила?
— Она никому не мешала, — говорит Малин. — Я звонила любовнице Йорана Кальмвика в Осло, и та все подтвердила. А сегодня я попытаюсь поговорить с Никласом Нюреном. Похоже, это последний камень, под который нужно заглянуть на этой линии расследования.
— Нам остается только бороться, — говорит Бёрье, и как раз в этот момент в дверь стучат.
Не дожидаясь приглашения, ассистент Марика Грувберг просовывает голову внутрь комнаты.
— Извините, если помешала. Но некий фермер обнаружил мертвых животных, повешенных на дереве в поле. Сообщение поступило только что.
«Круги», — думает Малин.
Семь кругов.
Все глубже и глубже.
Оттенки серого и белого меняются местами, сливаются, так что глазу становится трудно провести границу между небом и землей.
Животные висят на одной из трех елей в маленькой рощице посреди поля между Гёта-каналом и церковью. Вдали, возле канала, черные деревья без листьев застыли, словно группа солдат, вытянувшихся по стойке «смирно». Белая, напоминающая гроб церковная стена на расстоянии около восьми сотен метров растворяется в атмосфере, словно ее удерживают на земле лишь расплывшиеся краски окружающих строений — охряного здания школы и желтого, будто
Похоже, туши были обескровлены, прежде чем их подвесили за шеи на нижней ветке самой маленькой из елей. На снегу пятна запекшейся крови, как видно вылившейся из порезов. Доберман, поросенок и ягненок, которому самое большее год от роду. Пасть собаки обмотана черно-желтым скотчем.
Под деревом, на перепачканном кровью снегу, валяются окурки и мусор, Малин замечает следы лестницы.
Рядом с ней стоит фермер, некий Матс Кнутсон, одетый в утепленный зеленый комбинезон.
— Я объезжал свои земли на машине, как обычно делаю в это время года, чтобы посмотреть, что и как, и тут увидел это на дереве. Довольно странная картина.
— И вы ничего здесь не трогали?
— Даже не приближался.
Зак становится все более подозрительным ко всему живому на равнине.
«Все они одним миром мазаны», — говорил он в машине на пути к месту преступления.
— Что бы это значило?
— Да, и это уже не братья Мюрвалль.
— Нет, они сидят в тюрьме.
— Может, Йимми Кальмвик и Иоаким Свенссон?
— Возможно. Ведь они мучили кошек, если верить Фредрику Уннингу.
— Надо снова их допросить.
— То же со Скуглёфом и Валькирией Карлссон.
В нескольких метрах от ветки с повешенными животными на снегу виднеется надпись, сделанная неровными буквами: МИДВИНТЕРБЛОТ.
Но использовалась не кровь, а красная краска-спрей, насколько Малин может видеть невооруженным глазом. Только что подъехавшая Карин Юханнисон обследует землю, сидя на корточках. Ей помогает коллега, которую Малин никогда не видела раньше: молодая девица с крупными веснушками и копной рыжих волос под бирюзовой шапкой.
В стороне от красного слова кто-то вывел мочой три буквы — ВАЛ. На большее, по-видимому, его не хватило.
Зак стоит рядом с деревом, указывая на животных.
— Им перерезали горло и выпустили кровь.
— Думаешь, они еще были живы, когда их вешали?
— Разве что собака. Когда срабатывают инстинкты, эти создания бывают чертовски живучи.
— Следы лестницы, — говорит Малин. — Наверное, металлической, судя по этим потертостям на дереве. А дырки в снегу от ее концов.
Бёрье Сверд ходит взад-вперед, беседуя по мобильному телефону.
— Посмотрите на эту собаку на дереве, — предлагает он потом, закончив разговор. — Какой же беспомощной была она под конец! И даже пасть эти мерзавцы не оставили в покое. Судя по всему, она была украшением своей породы, а значит, куплена в питомнике и, конечно, это отмечено в бумагах. Мы сможем установить владельца по налоговому регистру. Снимите же ее, ну!
— Сначала мы должны закончить, — отвечает Карин и смотрит на них, улыбаясь.
— Так заканчивайте скорей! — возмущается Бёрье. — Она не должна здесь висеть.
— Нужен ли агрегат на этот раз? — спрашивает Карин.
— Какой, к черту, агрегат! — кричит Бёрье.
— Не для животных, — отвечает Зак. — Или как ты думаешь, Малин?
Малин качает головой.
— Кажется, у нас есть все, что нужно.
Они слышат звук приближающегося автомобиля, полицейской сирены и оборачиваются. Из машины выходит Карим Акбар и кричит: