Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном
Шрифт:
Проблем и здесь хватало. Выброс лишней жидкости обретал статус военной кампании. О ней долго умалчивали, затем, краснея, сквозь зубы извещали союзника. Начиналась рекогносцировка местности, составление планов, обеспечивались разведка и безопасность. Со стороны царевны еще звучало глупое требование неслышимости, то есть я должен находиться от места ее засады на достаточном расстоянии. Как в таком случае отвечать за ее жизнь? Благословенны времена стаи: что естественно – то не безобразно. Тома в этом ушла даже дальше меня. С Марианной не проходило.
– Дальше! – требовательно принеслось из кустов, где сейчас пряталась напарница.
– Я достаточно далеко.
Пристально изучаемая глазами местность неурядицами пока не грозила. Нам везло, до сих пор ни на кого не напоролись. Как долго продлится везение?
– Я специально сказала негромко. Услышал – значит, близко.
– Это небезопасно. Я потеряю тебя из виду.
Возмущенный вопль:
– Из виду?!
С такой, как говорится, каши не сваришь. Нужно что-то делать, и вообще с любой проблемой нужно справляться раньше, чем она справится с нами.
Через минуту красная от негодования царевна оказалась рядом.
– Ты не имеешь права смотре…
– Пригнись! – Я резко упал на землю.
Царевна повторила за мной с удивлением, но без возражений. Только спустя минуту она увидела ватагу ребятишек, которых у меня получилось услышать раньше.
С шумом и перекликиванием больше десятка юных сорвиголов неслись к реке. Моя рука сама собой потянулась перекреститься, хотя никогда в жизни этого не делал. От облегчения: пацанята были нормальные. Не Фристовы разрисованные молчуны, не затурканные крепостные, что от каждого столба ожидают неприятностей или волков. Эти ничего не боялись. С визгом и оглушающим гиканьем мчались босыми ногами к воде, по дороге скидывая через голову длинные, доходившие до колен рубахи. Собственно, рубахи-балахоны составляли всю их одежду.
И тут меня заметили. Угораздило же приподнять макушку.
– Эй! Давай с нами! – раздалось в мою сторону.
А вот и дам. Где наша не пропадала и потом не находилась!
– Лежи тихо! – потек мой шепот к распластанной ничком царевне. – Голову не высовывай.
Я помчался к взбурлившим прибрежную воду ребятам. Старшему было на пару лет меньше, чем мне. Младшему не больше семи.
– Ты откуда? Как зовут? Тихаревский или Еконоградский? Не представляешь, как уже домой хочется! Не слыхал, когда? Тоже с орехов или по глядельной части? Как думаешь, долго нам еще тут? Сможешь меня подкинуть? Плаваешь хорошо? – завалили меня вопросами.
– Артем, – с достоинством лидера представился один из старших мальчиков; видимо, местный заводила. – А тебя как кличут?
– Вася. Плаваю хорошо. Насчет дома ничего такого не слыхал. Я оттуда. – Моя голова небрежно качнулась в сторону изгиба реки с отмелью, откуда мы шли с царевной. Короче, не соврал ни разу, с чем себя и поздравил. – Давай, подкину.
Подставив ладони, я помог
– А-а! – радостно проорал тот, завершив дугу могучим всплеском.
Теперь вместо вопросов на меня посыпались предложения о сотрудничестве и взаимопомощи.
Вода в реке как была, так и осталась ледяной, но мальчишек это не смущало. Видимо, привычные или нечасто к воде отпускаемые. Приходилось терпеть и мне, хотя ног уже не чувствовал.
Удивило, что плавать умели все. И все – плохо. Периодически кого-то сносило течением, он вопил, я спешил на выручку, подхватывал и вытаскивал на отмель. И во все уши слушал:
– Повезло, что дождь прошел, пока высохнет – свободны. А оно когда еще высохнет!
– Не волнуйся, скоро.
– А по мне, так пусть там все сгниет. Вот если б каждому по телеге…
– Говорят, на эти деньги новый оклад купят, золотой.
– А оно мне надо?
– А тебя спросят?
«Деньги», «купят», «золотой», вот это информация! Новый мир преподносил сюрпризы.
Пока один малец с визгом сигал с моих рук, для чего я немного присел, второй успел взобраться на плечи. Теперь он балансировал, держась за голову. Только бы мне все волосы не повыдергивали такими темпами.
– Аааахх! – Вот и второй унесся следом во взбрызнувшую пучину, окатив остальных мощнее, чем смог бы самый могучий ливень.
Разговорчики не прерывались:
– Скоро суета в Еконограде. Много иноземцев будет. Говорят, даже немцы приедут.
– Жаль, не увидим.
– Еще говорят, конязь раньше обычного девок собирать будет.
– Не-е, это не раньше лета.
– Говорят, теперь бой-бабу хочет.
– Это как?
– Чтоб и на коне, и мечом, и при том – баба.
– Как за речкой, что ль?
– Ну. Насмотрелся с берега, как там над здравым смыслом издеваются.
– А наши-то губы раскатали, дуры набитые.
С моих подставленных рук еще один сорванец с улюлюканьем и переворотом в воздухе улетел в свое детское счастье. А следующий, обернувшись, разразился вопросом:
– Вась, ты – гляделец?
– Кхм. А что, похож?
– На орехах тебя не видели.
Быстро: кем может являться гляделец? Метеорологом? Надсмотрщиком? Часовым? Пограничником?
– Не-е, я там, дальше. – Моя рука неопределенно махнула куда-то назад. Глаза отметили, что старших поблизости нет, и я тихо спросил: – Глядельцы за реку отвечают, чтоб чужие не высадились?
– Да нет же, когда гости прибывают, они присматривают, чтоб не убегли, не заплатив.
– А если враги?
– Ушкурники, что ль? – По ступеньке рук взбираясь мне на плечи, мальчонка по-взрослому высокомерно скривил рот. – Если нарушат договор, с ними конязь разберется.
– Лучше бы со спасизадами разобрался, – хмыкнул другой сбоку. – Отец говорит, скоро на улицу страшно выйти будет.
Возясь с мелкими, я не заметил, что старшие куда-то делись, и обернулся, только услышав крики.