Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Ингвин Петр

Поскольку она смотрела, я тоже не отводил взгляд.

«Пук!» – раздалось внизу. Потемневшие глаза орали: «Только засмейся!»

Я глядел спокойно. Все нормально. У организма собственное мнение, и он его высказывает. В стае мы с Томой высказывались и не так. И по пути в цивилизацию тоже особо не парились.

Тоненько зажурчало. Пальцы, впившиеся в мою руку, ослабили хватку и отпустили, только когда Марианна поднялась.

– Идем? – Теперь я перехватил царевнину ладонь.

– Идем!

Она будто заново родилась.

Откуда-то взялись силы, иногда царевна даже обгоняла меня на марше. Что ни говори, а совместное решение проблем, которые в одиночку кажутся нерешаемыми, сближает крепче печати в паспорте. Чаще всего к последнему и приводит – если один из решальщиков ранее не сблизился с кем-то другим. Как раз мой случай. Марианну положение дел угнетало как раба господский ошейник, это выражалось вздохами, походкой, взглядами, перепадами настроения. К счастью, гордость тоже имелась и постепенно задавила капризное возмущение мировой несправедливостью.

Немалое время прошло, пока снова вышли к воде. И опять – шум, плеск, визги…

– Это уже по твоей части, – определил я голоса как женские. – Пойдешь знакомиться с местным населением?

– Надо?

– Лучше не надо. Живее будем.

– И ты розг избежишь, – с лукавым коварством хмыкнула царевна. – А то соберешься подглядывать… ради моей безопасности, конечно же.

Мы обошли женскую купальню по широкой дуге. Чаща внезапно поредела, линия деревьев впереди вообще закончилась. Дальше за широким серо-желтым пустырем уходили вдаль ровные ряды садов. Между деревьев кучковались кособокие ящики, из которых кто-то высыпал собранный урожай прямо на землю – догадываюсь даже, кто именно. Нежданный дождь порушил планы садоводов, поэтому мелкую рабочую силу отпустили до полной просушки плодов перед новой укладкой и последующей отправкой. Где-то неподалеку ржали кони. Наверняка, это телеги, посланные за товаром. Теперь и лошадки отдыхают.

– Что за фрукты? – вспыхнул плотоядный интерес царевны.

– Не знаю, отсюда не видно.

Голод не тетка. У меня тоже дернулся кадык. Я присел на одно колено и судорожно всматривался. Марианна грохнулась на оба колена и склонилась вперед, пользуясь передышкой одновременно для отдыха, для осторожного потирания плодов своего любопытства и для разглядывания плодов своего желания.

– Слышала, что говорили про какие-то орехи, но орехи – маленькие. Какие же это орехи?

– Допустим, чернобыльские, – сдуру пошутилось мне.

Любопытные реснички вскинулись:

– Как-как?

Я укусил себя за язык.

– Раз апокалипсис был, могли произойти и такие события, после которых…

– Акопалипс, – поправила Марианна. – Говори правильно, ты не крепостной.

– Ладно, пусть акопалипс. Кто знает, что там творилось по-настоящему?

– Сестры знают.

Интересненько.

– А как бы мне узнать у них поподробнее?

– Тебе не расскажут. Допуска нет.

– Что

сделать, чтоб был?

– Для начала, – она хмыкнула, – родиться девочкой.

– Допустим, родюсь. Что дальше?

– А ты не сдаешься. – Меня наградили поощрительным кивком. – Дальше – уйти в сестричество. Посвятить жизнь служению. Достичь высокого положения. И тогда тебе откроются все двери сестыря.

– Значит, ответы – в сестыре?

Плечики царевны взлетели и опустились:

– Наверное. Где же еще?

Ее руки снова принялись чесаться и хвататься за больное.

– Потерпи, скоро промоем и полегчает. А пока… – Я сорвал с земли несколько овальных зеленых листиков. – Приложи, где кровоточит.

Оказывается, царевна знала о подорожнике, просто забыла. Она с радостью ухватила и принялась изворачиваться… перекособочиваться… извиваться… и, наконец, взмолилась:

– Не поможешь?

– Конечно, помогу. Просто ждал, когда попросишь.

– А сам предложить?!

– Нет уж. Предполагаемое действо связано с касаниями, если не сказать троганием, весьма деликатных мест. И их прямым рассматриванием… если не сказать разглядыванием. Это не в реке спасать.

– А там, значит, ты трогал и разглядывал?!

– Прекрати. – Взяв первый лист подорожника, я задумался, куда его присобачить в первую очередь. – Это не смешно. В следующий раз могу и не спасти.

– Прости. Если тебе станет неуютно, представь что ты – врачеватель.

– И представлять не надо, я сейчас он и есть. Иначе ни за что не взялся бы за этот геморрой.

Последнее слово не вызвало вопросов даже в конкретном контексте. Просто не до того. Или?..

– Спасибо. Как лучше встать, чтоб тебе было удобно?

– Молча.

Марианна ядовито покосилась на меня:

– А серьезно?

– Серьезнее не бывает.

Подумав, она опустилась на колени и ладони, выдав мне максимум поверхности для лечения. Я покачал головой:

– Ходить тоже так собираешься?

Вскинутый взор испепелил меня, требуя объяснений.

– Все сразу отлетит при вставании. Поднимись. – Я подвинулся и даже временно отвернулся для обеспечения застенчивой спутнице свободы маневра.

– И долго мне тут торчать столбом? – через секунду мило и чисто по-дружески позвала она. Предпочитаю считать так, иначе удушил бы на месте.

Я обошел вертикально вытянувшуюся царевну по кругу. Ее щеки пылали, взгляд старательно не встречался с моим. Опущенные по швам руки судорожно шевелили пальцами. Странное существо. Ни одной логически продолженной мысли или поступка, все время только крайности. Вот я: выбрал линию поведения и придерживаюсь в меру возможности. Часто даже невозможности – по прихоти нашей мисс Непредсказуемость. И если б не ее взбрыки, все было бы легко и спокойно. Как в могиле.

Гм. Тогда, может, не так уж плохо, что иногда она вредничает и колобродит?