Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном
Шрифт:
– А если тебя бить начнут – можно?
– Нужно.
Подумав, я добавил:
– Если за мной просто погонятся – удирай в другую сторону от той, куда бегу я. Туда. – Моя рука махнула в направлении вверх по течению. – Я сделаю круг и найду тебя у заводи.
– А если случится что-то непредвиденное?
– Тогда поступай по собственному разумению, но с учетом моего плана. Иначе потеряемся.
– Я не хочу потеряться.
– Договорились.
По-пластунски проскользнув к разбросанной по берегу одежде, я стал хватать всю, до которой дотягивались руки.
Отсюда голоса разбирались:
– Сколько нам еще по деревьям лазить? Говорят, перволюди с деревьев спустились, а нас каждый день обратно загоняют.
– Сказки о перволюдях ненаучны, ты как будто пап не слушала. Даже не заикайся на эту тему.
– Загоняли бы уж вместе с мальчиками, все веселее.
– Тебе бы только мальчики.
– А тебе?
– А мне – чтоб мир во всем мире.
– Задавака ты, Огняна.
Ну да, мир во всем мире, и еще «чтоб наши победили» – две как-то взаимосвязанные мечты всех детей на свете.
И немного смутили папы во множественном числе. Неужели опять?!
Набрав полную охапку вещей, я прижал их к груди, и пришлось вспомнить человолчьи навыки – назад прошмыгнул на трех конечностях.
Обошлось. Девочки, в отличие от мальчиков, к собственной безопасности относились не просто безответственно, а с какой-то самоубийственной провоцирующей надеждой на безумные приключения, на вырывающие из рутины небывалые события, которые в принципе невозможны, но… а вдруг? В общем, семь по горизонтали, вторая и последняя «а»: коллекционер приключений, у некоторых особей заменитель головы.
Не знаю, чего они ждали, но просто не видели ничего дальше собственного носа. Мне это дико помогло.
– Зачем так много?! – получил я шипучий выговор от Марианны.
– Увидишь.
Несколько балахонов мной было разбросано по деревьям дальше от берега – я как бы уводил погоню за неизвестными шутниками-шкодниками в сторону садов. С остальными рубашками, количеством пять, мы вернулись к реке выше по течению. Звонкий гомон с пляжика доносился и сюда. Пропаж еще не обнаружили – там звучали смех и беззаботная болтовня. И если опомнятся, побегут по фальшивому следу. У нас есть время.
– Выбирай. – Украшенные балахоны рядком упали перед царевной.
Девичьи глазки заблестели. Марианна перемерила все, прежде чем с большим сомнением остановиться на одном. Потом на другом. Потом все-таки…
Пришлось насильно отобрать лишние. Оставив себе самый большой, я положил одну из оставшихся рубах в воду, чтоб течение со временем отправило ее вниз. Еще пару мы хорошенько привалили камнями у берега – иначе сразу поймут, что не хватает именно двух, что сразу направит мысли на встретившихся с мальчиками беспортковых нас, которые ушли как бы в противоположную сторону. А так – чья-то шутка. Или ветром унесло. Или водой. Либо водяной спер, либо леший. Либо русалка, что почему-то на ветвях сидит, хотя у русичей так называлась женщина-птица. Мало ли в какую нечисть здесь верят. А во что-то верят обязательно, если даже в моем двадцать первом веке средний человек избегает цифры тринадцать, считает, что наступить на какашку – к счастью, и уходит от перебежавшей дорогу черной кошки. Теперь я знал, почему эта лабуда столь живуча. Она кому-то нужна! Сейчас – конкретно мне для использования во благо конкретного себя.
Думаю, девчонки пошумят и успокоятся. Никто не любит, чтоб над ним смеялись, поэтому как-нибудь выкрутятся по-тихому, и все забудется.
Отвернувшись от придирчиво разглядывавшей себя Марианны, я примерил новый костюм. Рубаха в принципе такая же, как у мальчишек. Такая же… да не такая, а чисто женская – с оборочками, кружевами, вышивкой. Двинувшись с повеселевшей царевной вдоль реки, я по ходу удалял все признаки принадлежности к враждебному полу. Хуже всего оказалось с вышивкой. С трудом, но удалось справиться. Колючкой я поддевал по ниточке, рвал или перетирал, вытаскивал. Сборчатую обшивку по подолу и краям рукавов, я расправил и примотал на бедре как бинтом.
– Про запас. Вдруг перевязка понадобится?
– Есть хочется, – грустно сообщила царевна.
Да, снова встал вопрос еды, и встал колом в горле. День заканчивался, а во рту ни крошки, если не считать некоторого количества противных листиков, которые теперь цепко ассоциировались с поносом. Лягушек не видели, кузнечики попадались настолько мелкие, что даже не хотелось тратить силы на поимку. Перебились небольшой охапкой лиственной травы-сныти, замеченной мной по дороге. В остальное время еду заменяла вода.
Речушку пришлось форсировать вплавь, глубина и течение не позволили перейти своим ходом. Мы поднялись выше заводи, сняли рубахи, я поднял их на одной руке, а Марианна уцепилась за мою шею. Сплавившись через стремнину, оставшееся мелководье прошли ногами, затем подсохли, оделись и побрели дальше.
В местном балахончике Марианна смотрелась очаровательно. Узорчики, оборочки, кружавчики… Не мог представить, что буду скучать по этому милому наследью старины. Воспитанный на журнальном гламуре и эталонах высокой моды из телевизора, истинно красивым я считал только черно-белое и прямое. Остальное давно объявлено кичем, дурным вкусом и дозволено лишь Миланским кутюрье. А кто не кутюрье, тот деревенское тетерье, обязанное не выпендриваться и ходить как все – в черном, белом и прямом. В редком случае еще в ярко-красном, но обязательно прямом и без финтифлюшек. Желательно, купленном непременно в Милане или выданном за Миланское. Даже если китайское.
А Марианне шло старинное. Еще бы веночек на голову… Я умилялся. Русые локоны спускались до самых лопаток. Смущенный взор прятался от моих попыток подловить. Босые ножки дерзко выметывались из-под бордового ободочка платья. Ну как платья… Нашейте всяких непонятных штучек-дрючек на любую мужскую вещь – получите женскую.
Впервые за многие месяцы я видел рядом с собой нормальную девчонку, а не воинственное чудо в штанах.
– Тебе идет.
Царевну словно бросили об дверь, на которой до той секунды пошатывалось ведро с красной краской:
– Не шути так.
– И не думаю.
– Вот и не думай.
Через несколько шагов все больше похожая на свеклу спутница добавила:
– Лучше думай о еде.
– Только о ней и думаю.
– А ты попытайся не только думать, но и находить.
– А ты попытайся не только язвить, но и поторапливаться.
– А ты…
– А вот и не подеремся, – перебил я.
Царевна улыбнулась и умолкла.
Из-за того, что в тот момент я смотрел на нее, сначала увидел реакцию: помертвевшее лицо, открывшийся и тут же до боли сжатый рот, подогнувшиеся ноги. Затем обнаружилась причина: с видом на реку на пригорочке догнивали тела на кольях. Близко лучше не подходить – трупный смрад сносился ветром, но если внезапно дунет в нашу сторону…