Зина Портнова (Военная проза)
Шрифт:
Три дня Зина находилась в большой душевной тревоге из-за Гальки. Да и сама, с трудом перемогаясь, едва держалась на ногах.
После работы забежала к бабушке.
– Пои ее отваром сухой малинки, - посоветовала бабушка.
И Зина готовила отвар и поила сестренку. На четвертый день, заглянув к бабушке, радостно сообщила:
– У Гальки уже температуры нет.
– Слава богу...
– перекрестилась бабушка.
– Не могу я к вам попасть-то, проведать...
– тяжело закашлявшись, хрипло проговорил дядя Ваня.
–
Вернувшись к себе вечером, Зина чутким слухом уловила: кто-то тихо стукнул два раза в окно. Два раза стучат, - значит, свои. Выбежала на крыльцо.
Белка молча сунула Зине записку и исчезла.
В записке условным кодом передавалось задание на следующий день забрать от Василька подготовленные для партизан сведения, чтобы затем переправить по назначению.
Зина, прочитав записку, вдруг успокоилась. Она не одна! У нее много друзей...
После работы она снова отправилась в Зую. На этот раз в бабушкиной избе Зина застала неприятного гостя. Грузно развалившись на лавке, за столом сидел пьяный полицейский Чиж. Он теперь часто при встречах с односельчанами хвастался, что может сгноить в тюрьме любого. Чиж держал на коленях маленькую Любочку. Девочка рвалась из его рук, плакала, а он дурным голосом смеялся.
– Ты чего, ирод, пристал к ребенку?
– ругалась из кухоньки на него бабушка.
– Отпусти...
Зина молча подскочила к Чижу и выхватила у него Любочку.
– Вот ты как!..
– Оторопевший полицейский, пьяно пошатываясь, встал, вынул из кармана револьвер и подступил к Зине, заслонившей собой Любочку. Пришла ленинградская барышня! Не уважаешь полицейского?
– Он поднял руку, растопырив грязную пятерню: - Видишь? Хлопну - и ничего от тебя не останется. По молчу... сохраняю твою жизнь до поры до времени...
– Чего пристал к детишкам? Уходи!
– снова прикрикнула на полицая бабушка.
Чиж мутным взором окинул Ефросинью Ивановну:
– Твое счастье, Ивановна, что ты старая. Старых я уважаю... А то бы поставил и тебя к стенке... Прощевайте пока. Недосуг мне с вами прохлаждаться.
Вышел из избы, громко хлопнув дверью.
– Брешет все сивый дьявол... Всех пугает. Откупаться приходится... ругалась бабушка.
Зина едва перевела дыхание от страха. Вышла на усадьбу. Рядом чернела изгородь Азолиных. Возле изгороди стояли еще не потерявшие своей листвы тополя и липы, краснели ягоды на рябине.
Зина подошла к липе, просунула в тайник руку.
"Есть..." Оглянувшись, спрятала у себя на груди пахнувший землей небольшой сверток. Теперь этот сверток ей предстояло передать Феде или Илье.
У избы Феди Слышенкова стояла невысокая, худощавая светловолосая девчонка-подросток с тонкими, ободком, бровями на скуластом лице. Это была Шура, младшая сестра Феди. Тоже связная.
– Федя дома, - доверчиво сообщила она Зине.
И Зина прошла вслед за ней в избу. Ей невольно бросилась в глаза висевшая над Фединым столом до слез знакомая фотография красивой темноволосой девушки. "Ласточка!" - невольно вздохнула Зина.
Федя молча принял у нее сверток.
– Все, - односложно сообщила Зина, давая понять, что дальнейшего разговора в присутствии Фединых домашних не будет, и поспешила домой.
Своих двоюродных братьев Зина застала за несвойственным им делом. Вооружившись иголками и нитками, те чинили свою одежду. Галька стирала в ведре какую-то тряпку.
– Кругом помощники!
– невольно улыбнулась Зина.
– Буду теперь жить, как барыня!
Сломав иголку и на этом закончив свою ремонтную деятельность, к ней подошел Ленька и грубоватым голосом, отводя глаза в сторону, сказал:
– Мы хотим к линии фронта пробраться. Так что нас не ищи.
– Глупо!
– огорченно ответила Зина.
– Очень глупо!.. Значит, меня одну оставляете с Галькой?
Ленька потупился:
– Мы хотим за маму и тетю Нину мстить.
– Глупо, очень глупо!
– повторила Зина.
– Отомстят взрослые. А вдруг тетя Ира и Солнышко придут, а вас нет! Что я тогда им скажу?
Кажется, эти слова отрезвили мальчишек, но с этого дня к Зининым тревогам прибавилась новая - за них.
Соблюдая конспирацию, к Зине никто из подпольщиков не заглядывал. При редких встречах на улице Фруза спрашивала:
– Как дела? Как живешь?..
– Ничего!
– бодро отвечала Ромашка.
– Живем.
Она ни на что не жаловалась. Ничего не хотела ни у кого просить. А жить ей становилось все труднее. Очень плохо было с обувью. У ребят, кроме тряпок, которыми обертывали ноги, ничего уже не было. А зима надвигалась, о ней напоминали октябрьские утренники, когда вся жухлая луговина покрывалась седой изморозью.
Глава восемнадцатая
Фруза пришла к Зине в воскресенье. Заглянула сперва к ней, затем в соседнюю комнату - к ребятам. Никого нет. Пытливо огляделась по сторонам. Пусто и мрачно. Тощие соломенные тюфяки на кроватях, застланный газетой стол у окна, большой деревянный сундук у стены, покрытый какой-то дерюгой.
На улице разыскала мальчишек.
– Зина с Галькой ушли к бабушке, - сообщили братья.
Стояли они перед ней, засунув руки в карманы драных штанов, давно не стриженные, угрюмые. Один - светловолосый, с добродушными голубыми глазами, другой - смуглолицый, чернявый и быстроглазый.
– Кто же вас теперь кормит?
– Зина!
– угрюмо отозвался старший.
"Как это она управляется со своим семейством?" - невольно подумала Фруза.
– Скажите сестре, что я завтра снова зайду.
В коридор из своей комнаты вышла соседка-немка. Она пристально посмотрела на Фрузу, поправляя на груди белый пуховый платок.
– Вас что ходит?.. Кого нужно глядеть?..
– спросила она.
– Подругу!
– бойко ответила Фруза, а про себя отметила: "Под строгим надзором живет Ромашка! Нужно быть осторожной".