Зина Портнова (Военная проза)
Шрифт:
– А тебе, дочка, сколько лет?
Зину так и передернуло от слова "дочка".
– Четырнадцать, - сквозь зубы неохотно ответила она, не зная, говорить ли ему правду.
– Тоже из Ленинграда?
– Да...
Полицейский, доброжелательно глядя на Зину, вкрадчиво спросил:
– Комсомолка?
– Нет.
– Служивый, а служивый, - вдруг вмешалась в разговор бабушка, - ты наш, местный, али приезжий?
– Приезжий, из Полоцка, - ответил усач, недоуменно глядя на бабушку.
– Кончай... Нечего
– сердито бросил Чиж и, шумно поднявшись, вышел из избы.
Усач, медля вставать из-за стола, предупредил:
– Никто из вас, зарегистрированных, под угрозой сурового наказания не имеет права покидать или менять свое местожительство.
– И тут же "посоветовал" дяде Ване и тете Ире поскорее устраиваться на работу.
– В противном случае, как не связанных с сельским хозяйством и нездешних, вас отправят в Германию, - предупредил он.
– Чувствительно благодарим, - вежливо отозвался дядя Ваня, приложив руки к груди.
Зину покоробили и его жест, и какие-то чужие, неискренние слова.
– Посторонних чтобы никого не пускать ночевать! За каждого случайного ночлежника голову потеряете. С партизанами тоже никаких связей не иметь!
– Сами понимаем, - покорно отозвался дядя Ваня, склонив свою длинноволосую голову набок и снова приложив руки к груди.
Подчеркнутая покорность дяди Вани, тон голоса, выражение его лица крайне удивили Зину. Таким он, кажется, раньше не был.
– Горюнович!
– послышался за окном голос белобрысого.
– Сейчас иду, - отозвался усач, убирая свою тетрадь и вылезая из-за стола.
– Ну, живите, не унывайте, - почему-то счел он своим долгом подбодрить присутствовавших.
Когда полицейский ушел, дядя Ваня, закуривая самокрутку, сердито бросил ему вслед:
– Разговорчивый фараон. Жизнь веселит. Впасть теперь получил.
– И тут же пояснил: - Фараонами мы городовых в царское время звали.
– Может, не все они звери, - отозвалась тетя Ира.
– С виду доброжелательный, разговорчивый...
– Пока в руки к ним не попадешь, - уточнил дядя Валя.
– Вот его спутник сразу виден. Наплевал, нагадил. А этот... маскируется под добрячка. Скользкий какой-то. И нашим, и вашим.
– Дядя Ваня тяжело, с надрывом, закашлялся.
– С этим... Горюновичем и разговаривать-то не знаешь как. Ухо востро нужно держать...
Вскоре после визита полицейских в избу к Ефросинье Ивановне Яблоковой дядю Ваню вызвали в комендатуру гестапо.
– Ну, - тревожно спросила тетя Ира, когда, вернувшись домой, дядя Ваня тяжело опустился на лавку, - зачем вызывали?
– Допрашивали, не коммунист ли я, чем теперь занимаюсь.
– А ты что ответил?
– Сказал как есть - в партии не состою. Показал им свои руки. К счастью, поверили, что производственная травма. Но приказали взяться за посильную работу и назначили бригадиром похоронной бригады. Сказали мне, что много теперь убитых наших в окрестных лесах, дожидаются погребения... Очищайте, говорят, окрестные леса от красной заразы. Чтобы ни одного трупа на земле не лежало.
– Дядя Ваня вынул из кармана список бригады, который ему дали в комендатуре: - Одну молодежь включили, начиная с четырнадцати лет. Тебя тоже, - кивнул он головой племяннице.
– Я не пойду, - затряслась Зина.
– Я очень боюсь покойников.
Она только теперь сообразила, какую допустила ошибку, сказав полицейским, что ей четырнадцать лет.
– Глупая...
– Дядя Ваня с сожалением глядел на племянницу.
– Сама не пойдешь, так заставят или отправят и Германию, церемониться с тобой не станут.
– Не пойду, не пойду!
– ожесточаясь, повторяла Зина и в конце концов расплакалась.
К ней подбежала Галька и испуганно прижалась.
Успокаивая рыдавшую Зину, тетя Ира стала упрекать брата, что не сумел отстоять племянницу.
– Благодари бога, что и тебя не записали, - урезонивал сестру дядя Ваня.
– И потом, как я понял, наших хоронить будем. Понимать должна. Наших!
... Утром на окраине деревни, возле колодца, собрались завербованные, с лопатами, топорами. 30
Заметив среди собравшихся своего двоюродного брата Володю Езовитова, Зина бросилась к нему:
– Володя, меня забирают, заставляют зарывать мертвецов.
– Меня тоже, - мрачно пробурчал Володя. Высокий, стройный, серьезный, он, как и Илья, казался Зине почти взрослым парнем, хотя они были почти ровесники.
– Можете отправляться, - сказал дяде Ване дежуривший здесь полицейский, когда собралось человек двадцать.
– Доложишь вечером, кто как работал.
В ближнем лесу уже стали попадаться трупы. Но дядя Ваня, не останавливаясь, вел свою бригаду вглубь, решив начать с дальнего леса.
С жутким любопытством Зина озиралась по сторонам.
Особенно много было трупов на обширной болотистой низине, заросшей кривым лиственным мелколесьем. Очевидно, на этом участке леса немцы, окружив советскую -воинскую часть, обстреливали ее из орудий, бомбили с воздуха: верхушки многих берез и осинника были начисто срезаны, чернели воронки.
– Смотрите себе под ноги!
– предупредил дядя Ваня.
– Как бы на мину не нарваться.
Чем дальше они углублялись в лес, тем сильнее преследовал Зину тошнотворный запах.
Пройдя еще немного, дядя Ваня остановился.
– Вот отсюда мы и начнем...
– сказал он. Достал из своей брезентовой сумки ворох разных тряпок и стал раздавать, советуя: - Завяжите нос и рот... легче дышать будет.
В болотной трясине чернели завязшие легкие орудия, зарядные ящики со снарядами, на лесной дороге валялись разбитые повозки, автомашины. И тут же рядом с военным имуществом в траве, на болотных кочках, на дороге и на полянах лежали скрюченные мертвые люди.