Зита и Гита
Шрифт:
— Ты тоже можешь идти, — сказал полицейский, стараясь быть как можно вежливее.
Но тут он увидел на столе, под стеклом, оттиск фотографии под грифом «Розыск». «Оригинал» имел абсолютное сходство с копией.
Сержант невольно вспотел и поправил воротник рубашки.
— Хотя, пожалуй, пройдемте со мной, — медленно, раздумывая, проговорил он.
— Я могу дать показания только в суде, — отчеканила Гита, улыбаясь, и грациозно опустила руку на спинку стула. — Я люблю показывать себя, выступать, но не здесь.
Сержант
— Хорошо, сержант. Благодарю за службу. Я сейчас позвоню родственникам, и они приедут за ней. Никуда не отпускайте девчонку! Отвечаете за нее головой, — донесся холодноватый голос офицера с другого конца провода.
— Ты одумалась и хочешь вернуться домой, так ведь? — спросил сержант, обращаясь к Гите, которая беззаботно рассматривала стены.
Гита была уверена в том, что ее не будут разыскивать через полицию. На ее лице отразилось недоумение. Очаровательно улыбнувшись, она повела глазами и уставилась на сержанта.
— Твои родственники едут сюда. Дядя и тетя, — подчеркнул сержант.
— Тети у меня нет и тем более дяди, господин полицейский, по правде сказать, к сожалению. Так что не придумывайте, — ответила Гита и откинула косу за спину.
— Зита, вы должны посидеть здесь и подождать их.
— Зита? Нет, я — Гита! — твердо сказала девушка, стукнув кулачком по краю стола. — Мне надоели ваши шутки, господин, как вас… ах, да, сержант.
Сержант старался держать себя в руках, хотя некоторое беспокойство постепенно овладевало им.
«Вот, чертовка, — подумал он про себя, — попробуй, справься с ней, того и гляди улизнет».
Он встал и запер дверь на ключ.
— Все, Зита, сидите спокойно. Сейчас за вами приедут ваши родственники. Я обещал охранять вас до их прихода.
— Я не Зита, я — Гита, — вспыхнув, настойчиво повторила Гита.
— Я понимаю, что вам не хочется возвращаться домой к тетушке, и поэтому вы не признаетесь, что вы именно Зита. Вот фотография, молодая госпожа, полюбуйтесь своим точным изображением.
Гита подошла к столу и увидела на фотографии девушку, красивую и благородную, в тонком сари, поразительно похожую на нее.
— Мало ли кто может на меня походить? Я — Гита, и все тут. Отпустите меня, сержант! — потребовала она, приблизившись к блюстителю порядка почти вплотную.
— Успокойтесь, молодая госпожа, за вами вот-вот должны заехать ваши родственники, тетя и дядя… — тянул, не зная, что сказать, сержант.
Эта девушка из благородной семьи, поэтому он должен проявить обходительность, что было для него непривычно и трудно. «Иное дело — преступники, с ними — разговор короткий! А тут надо быть начеку», — думал он.
Сержант сел за стол и углубился в изучение журнала дежурств.
— Я пошла, господин сержант, — сказала Гита и, повернув ключ, торчавший в замочной скважине, открыла дверь.
Полицейский метнулся к Гите и схватил ее за руку.
— Вам надо подождать! — воскликнул он и сжал ее руку своей мощной лапищей, похожей на банановую гроздь.
Подошли еще двое полицейских, которые с удивлением смотрели на молодую красавицу в ярком желто-зеленом платье.
Она была обворожительна. Лицо пылало гневом. Большие черные миндалевидные глаза с длинными ресницами беспокойно метались по белому, слегка загорелому лицу, как пойманные птицы.
В ее черных волосах цвела бархатная роза и пробор, окрашенный красной краской, придавал ей особенное очарование. Монисто и браслеты, позванивая, переливались в лучах солнца, падающих из решетчатых окон помещения.
— Пустите меня! Я не Зита, а Гита! — в который раз повторяла юная красавица. — Вы не имеете права меня задерживать, — и она вырвала левую руку из цепкого пожатия сержанта, а правой ударила полицейского под дых.
Вырвавшись, Гита бросилась к дверям, но сержант и его подоспевший помощник схватили Гиту под руки.
Опытная танцовщица и канатоходка, владеющая приемами борьбы, молодая и быстрая, как молния, Гита столкнула лбами двух полицейских, повисших у нее на руках.
Два стража закона, сержант и его помощник, слава и гордость округа, от неожиданности рухнули на пол, загородив собой входную дверь. Третий полицейский, пытавшийся схватить Гиту, получил удар носком ноги в живот, согнувшись пополам, застонал и тоже опустился на пол.
Гита вскочила на стол и прыгнув легко, как обезьяна, схватилась за ось трехлопастного вентилятора, свисавшего с потолка, как трехрожковая люстра. Раскачавшись, она прогнулась гибким телом и, резко оттолкнувшись, оседлала лопасти вентилятора.
Зрелище, конечно, было экзотическим, достойным кисти художника или кинокамеры режиссера.
Чего в этой ситуации содержалось больше: драматического или комического, сказать трудно.
Полицейские поднялись с пола и, смущенно отряхиваясь, поправляли ремни. Тот факт, что эта девчонка так легко расправилась с ними, поверг их в изумление.
Сержант опустился на стул. Он был потрясен.
— Вот чертовка, — проговорил он.
Дверь открылась, и в ее проеме появилась Каушалья, сияя своим ярким сари. За ней, сгорбившись, следовал Бадринатх.
— Господин инспектор, где моя дочь? — официальным тоном спросила Каушалья.
Сержант, не говоря ни слова, прижав руку к ноющей скуле, молча показал пальцем в потолок и добавил, сложив руки над головой:
— Если сможете, сделайте одолжение, возьмите ее.
— Зита! — раскрыв рот от удивления и всплеснув руками, выдохнула Каушалья и выкатила свои круглые глаза.
Бадринатх, увидев Зиту в пестром одеянии, испытывал сложные чувства. Он был рад, что Зита нашлась, что она жива. Но вот здорова ли она? Что с ней? Почему она на вентиляторе и качается, как обезьяна?!