Зита и Гита
Шрифт:
Темные листья кокосовых и арековых пальм колебались под свежим морским ветерком. Светлая зелень бананов успокаивала глаз. В саду было прохладно и свежо, несмотря на зной. Начало августа знаменует рождение Кришны, восьмое воплощение бога Вишну.
Лицо Раму было грустным, когда-то голубые, а теперь выцветшие глаза светились умом и проницательностью, но положение его в доме придавало движениям скованность и некую неуверенность. Не было той свободы и радости в его службе, как при старших господах, с которыми он вместе рос.
Раму со вздохом взял чемоданы, а затем поочередно
«Тоже мне «сын царя», Ранджит Сингх, при нем тебе бы не сносить головы, кроме гордости, нет в тебе ничего, пустозвонство одно да заносчивость», — с гневом в сердце подумал Раму.
Раму вышел в сад, не спеша пошел посмотреть, как себя чувствуют милые его детища — розы в заповедном гюлистане его друга-хозяина.
Солнце склонялось к закату.
Вдали по всему западному побережью острова Бомбей тянулись богатые кварталы; итальянские виллы, английские коттеджи, псевдоарабские строения в стиле эпохи Великих Моголов спокойно и уютно расположились среди роскошных садов и цветников, отороченных остатками вечнозеленых тропических, гелейных лесов, уходящих от Большого Бомбея до Тривандрама.
Большой роскошный холл особняка с лестницей на верхний этаж. Молодая девушка лет семнадцати, опустившись на колени, усердно протирает пол, выложенный из белого и серого мрамора. Черные косы тяжело опускаются ей на грудь. В волосах красуется живая белая роза, только что преподнесенная ей Раму. На белом, тонко изваянном лбу, мягко гармонируя с благородными чертами лица, большими черными глазами газели и густыми волосами, утверждалась заветная тика — небольшой кастовый знак, украшение индийской женщины.
Девушка принадлежала к высшей касте. Однако почему на ней одежда служанки? Обветшалое от каждодневной стирки светло-синее ситцевое сари не могло скрыть великолепную фигуру этой девушки, которая была грациозна и стройна, как кокосовая пальма на прибрежных песках Малабара. Эта девушка в бедном сари, юная газелеокая дочь Индии, прекрасная, как небесная дева Апсара, была наилучшим образцом великой индийской нации, ее чудесной и могучей природы.
Девушка гибким движением легко поднялась с пола, выпрямилась, одну тяжелую черную как смоль косу откинула за спину. Подошла к большому в золотой раме портрету, висевшему на стене, который был увит гирляндами из цветов. На портрете был изображен молодой мужчина с красивым лицом и молодая прелестная женщина — отец и мать девушки, которых она, к несчастью, помнила смутно.
Мужчина был Рао, а женщина — Лолита.
Увлажненными от слез глазами девушка вглядывалась в лица своих родителей. Молитвенно сложив руки, она шептала заветные слова. И так — почти каждый день.
— Зита, — послышался негромкий и хрипловатый голос, — ты где, внученька, подойди ко мне, милая.
Зита смахнула слезу краем сари и, легко взбежав по лестнице на второй этаж, вошла в комнату своей любимой бабушки.
— Что, бабушка? Я здесь, твоя Зита! Как вы себя чувствуете? Вам лучше? Должно быть лучше. Я молилась за вас всю ночь. Бог милостив — пошлет вам исцеление.
— Ох, внученька, смерть моя близка, не дождусь ее никак. Не идет она ко мне. Глаза мои почти не видят. Да это и хорошо, что я не вижу, как издеваются над тобой домочадцы. Как это низко с их стороны, несправедливо и преступно так обращаться с тобой. Может, и лучше, что я не вижу всего этого. Зита! Бедная моя сиротка! Все уладится.
— Бабушка, не надо плакать. Выпейте лекарство.
Зита осторожно налила в стакан воды из кувшина и бережно подала больной, чтобы та запила таблетку.
— Спасибо, внученька! Вот ты какая у меня красавица! Семнадцать лет! Как быстро течет река времени, — философски заметила она, тяжело вздохнув, и тут же зашлась в кашле.
— Бабушка, нужно лечь повыше, давайте я вам поправлю подушки. Вот так, и хорошо.
— Не пришлось твоим родителям порадоваться, милая внученька. Рано ушли они. Такова их карма. Они видят твои страдания и молятся за тебя. Души их снова воплотятся, и они придут вновь на землю. Их карма в повторном воплощении будет легче, лучше и счастливее, насколько они были добрыми и честными людьми. Так что, Зита, все будет хорошо. Скоро праздник Кришны. Надо готовиться.
— Хорошо, бабушка.
— Зита! Куда ты провалилась, дрянная девчонка? — раздался истошный голос из женской половины дома.
— Что же нам делать, внученька? Так никто даже слуг не зовет, как тебя эта взбалмошная Каушалья, — с горечью произнесла Индира и закашлялась.
— Не беспокойтесь, бабушка, понапрасну, я к этому привыкла, я все могу по дому делать: могу готовить, ходить на рынок и даже стирать. Мне, бабушка, это всегда пригодится в жизни. А потом вы ведь сами говорили, что нельзя на зло отвечать злом. Я пойду.
— Иди, иди, Зита, моя внученька. Да хранит тебя Всевышний и души наших предков.
Она поцеловала Зиту, та, вспорхнув, вылетела из комнаты и быстро спустилась вниз.
У полукруглой балюстрады второго этажа появилась полная, цветущая, пышущая здоровьем Каушалья, тетка Зиты, дядина жена, в сари лимонного цвета тончайшей хлопчатобумажной ткани из Чандери.
— И долго тебя, негодница, ждать? Ты где болтаешься? Сколько работы по дому, а тебе и трава не расти?
— Я у бабушки задержалась, — спокойно ответила Зита.
— Что ты там у старухи делаешь? — вопила тетка пронзительным голосом.
И так она заливалась несколько минут.
Ее двойной подбородок блестел, как молодой жирный месяц в Рамадан или как тронутый спелостью банан. Даже самое богатое воображением око не смогло бы отыскать у этой моложавой толстухи талию.
Над верхней губой у тетки от капризного крика выступили капельки пота.
— И что ты торчишь у старухи? Скорей подохнет, руки нам развяжет. И чем раньше, тем лучше. Хоть завтра пусть окочурится.
— Принеси мне таз для умывания! — приказала она. — Меня ты будешь слушаться, не как покойных своих родителей, — при этих словах тетка указала пальцем на портрет Рао и Лолиты.
— Сейчас, — опустив голову, сказала Зита.
— И побыстрее! Или боишься, что ноги переломятся! — вдогонку прокричала Каушалья и, развернувшись, поплыла к себе.