Зита и Гита
Шрифт:
— Значит, мое предложение в принципе вас устраивает? — спросил адвокат Гупта, сидя в кресле напротив воспитателей Зиты Бадринатха и Каушальи.
— Я, пожалуй, еще о нем подумаю, — со смехом ответила Каушалья.
— Тогда давайте посоветуемся и с Зитой тоже, — предложил Бадринатх.
— С Зитой? — удивилась Каушалья.
— А я здесь! — объявила Гита, подходя к ним легкой и непринужденной походкой.
— А вот и она сама! — обрадовался Бадринатх.
— Как будто слышала,
— О! Обо мне? — с интересом прощебетала Гита.
— Совершенно верно, — поднявшись с кресла, подтвердил Гупта. — Как поживаете?
— Прекрасно! А вы как?
— Спасибо, неплохо.
— Господин Бадринатх! — начал Гупта, усаживаясь.
— Слушаю, — быстро ответил дядя.
— Мне кажется, девочка сильно изменилась за последнее время. Она просто стала другим человеком. У нее появилась уверенность в себе, — с удивлением сообщил адвокат о своих выводах.
— Н…да! Да! — радостно кивнул ему в ответ Бадринатх.
— Но другие тоже меняются. Не знаю, заметно ли вам это? — прозрачными намеками начала Гита. — Мне так даже очень! И знаете, что приятно? Что меняются в лучшую сторону. Правда же, тетя? — лукаво спросила Гита, обращаясь к рассерженной Каушалье.
— А… а… а… — заблеяла растерянная Каушалья, — правда!
— Поразительное превращение! Абсолютно пропала всякая скованность, появилось откуда-то уважение к себе! — продолжал адвокат, любуясь сияющей Гитой. — Я объясняю это большой заботой вашей тети.
— Нет, господин Гупта, моя тетя раньше за мной следила, а теперь я за ней слежу. Мне ведь пошло на пользу ее воспитание. Да-да, те-тя? — растягивая последние слова, с улыбкой спросила Гита.
— Да…а, да…а, — нервно хихикая, согласилась тетка.
— А теперь, — начал серьезно адвокат, — я должен выполнить свой долг. Вот ваше месячное содержание! — с этими словами Гупта вынул из тонкого портфеля пачку ассигнаций.
— Спасибо, господин адвокат, — учтиво ответила Гита.
— Пересчитайте, пожалуйста, — попросил адвокат.
— И что это вам за охота всегда на этом настаивать? — изобразив на лице безразличие, вмешалась Каушалья. — Доченька, пускай дядя пересчитает!
— Дядя? — удивилась Гита. — А он что, не доверяет господину Гупте? Господин Гупта, нет никакой нужды пересчитывать. Деньги получены, — отрезала Гита.
— Но все-таки! — настаивал адвокат.
— О нет, не нужно! Недоверие может только обидеть, — твердо подчеркнула Гита.
— Простите, за все годы, которые я сюда приходил, это первый случай, когда не пересчитывались деньги, — с тонким намеком дипломатично заметил Гупта.
— О, сейчас здесь много всякого другого тоже происходит в первый раз! — И, повернувшись к Каушалье, Гита бросила:
— Что, тетя, так ли я сказала?
— Много другого… да, — нервно процедила тетка.
Озадаченный Гупта поднялся.
— Господин Бадринатх, до свиданья!
— Вы уходите, господин Гупта? — соблюдая этикет спросил Бадринатх.
— Да, мне пора! До свидания, господа, я вас всех скоро увижу! — и он откланялся.
— До скорого свидания! — уточнила Каушалья.
— До свидания, — ответила Гита.
— Я провожу вас, господин Гупта, — сказал Бадринатх и последовал за адвокатом к выходу.
Как только затихли шаги удаляющихся Бадринатха и Гупты и хлопнула входная дверь, Гита, помахав пачкой денег перед хищным лицом тетки и ехидно смеясь, сказала, растягивая слоги:
— Те-тя! — и она указала глазами на деньги.
Каушалья лихорадочно протянула к ним жирные пальцы. Гита отдернула руку с деньгами и встала у нее за спиной; та резко повернулась, и Гита хлопнула ее пачкой денег по двойному подбородку. Каушалья нервно захихикала, в ее глазах появился алчный огонь, и она забормотала:
— Спрятать, спрятать надо денежки!
— Ты так считаешь? — издевательским тоном, лукаво улыбаясь и дразня, спросила Гита.
— Положишь, как говорится, подальше, поближе возьмешь.
— А кто возьмет их у… у…? На вот, прячь! — Гита с отвращением протянула «тетке» деньги.
Та, сияя от счастья, быстро выхватила пачку ассигнаций из рук Гиты и всей своей массой двинулась к сейфу. Гита последовала за ней.
Каушалья, ловко открыв сейф, положила в него деньги и с шумом заперла дверь сейфа. Ключи с прекрасным серебряным брелоком она засунула за пояс юбки и намеревалась уйти, с облегчением вздохнув. Но Гита, подойдя к ней поближе, ловко и изящно освободила «тетушку» от излишнего бремени: ключи, сверкая брелоком, как великолепной серьгой, покачивались в приподнятой руке циркачки.
Раздосадованная Каушалья издала нечеловеческий вопль, подобный вою шакала, и с испугом в глазах уставилась на свою «племянницу», которая весело хохотала.
Вожделенно поглядывая на ключи, Каушалья принялась нервно хихикать.
— У…у! Какая тяжелая связка ключей, и на такой тонкой талии, — издевалась над ней Гита. — Удивительно, как она выдерживает такую большую тяжесть! Придется мне их поносить. Ах! — притворно вздохнула Гита. — А что делать? Придется! — и она подвесила связку ключей себе на пояс.
Каушалья была вне себя от бешенства. Но чутье подсказывало ей, что не следует этого показывать, поскольку можно нарваться на большой скандал. И ей ничего не оставалось как, «виляя хвостом», притвориться лисой, чтобы взять хитростью.
— Можешь их поносить, моя Зиточка!
— Ха-ха-ха! — высокомерно произнесла Гита.
— Зиточка моя! — умоляюще воскликнула Каушалья.
— Ха-ха-ха! Я — Зиточка?! А ну-ка! Ужин готов?! — резко переменив разговор, спросила Гита и посмотрела в упор на Каушалью долгим испытывающим взглядом.