Зита и Гита
Шрифт:
Бадринатх, в душе проклиная себя за свое безволие, глубоко вздохнул и выпрямился на стуле.
— Отныне, — начала Гита, — здесь сидит хозяйка этого дома. Понятно?
— Как тебе хочется, — подавляя злобу и возмущение, негромко ответила Каушалья.
— И она же должна хранить все ключи. Понятно?
— Понятно, — безнадежным тоном ответила Каушалья, и ей показалось, что под ней нет стула и что она вновь вот-вот рухнет на пол.
«Все рушится! Все ее кропотливые ухищрения, направленные на оттягивание
Нет, нет и нет! Я так этого не оставлю. Когда же вернется Ранджит? С ним надо посоветоваться! Все рушится, все…» — носилось в мозгу Каушальи.
— Возьми, бабушка! — протянула Гита связку ключей Индире.
— Нет-нет, милая, зачем они мне? — отстранившись руками от ключей, запротестовала Индира.
— Я тебя очень прошу, бабушка! Вот твои ключи!
Индире ничего не оставалось, как взять их.
«Ведь как-никак, а я все-таки законная хозяйка этого дома», — с гордостью подумала она.
— А почему никто не ест? — бойко спросила Гита, окинув взглядом притихших домочадцев.
— А ну-ка, обедать! — весело скомандовала она и засмеялась.
Все облегченно склонились над своими тарелками.
Вечером следующего дня Рави, круто развернув машину, подъехал к дому своей невесты.
Ему не терпелось увидеть «Зиту».
В дверях стоял Раму.
Рави поздоровался со слугой, и тот почтительно поклонился.
— Прошу вас, господин доктор! Зита дома, и братец Каушальи приехал, — доложил слуга и почтительно отошел в сторону, давая пройти молодому человеку, «жениху Зиты».
В холле, развалясь на широком диване, обитом серебристой парчой, сидел Ранджит в голубом полосатом костюме. Его левая нога покоилась на низком мраморном столике. Правой ногой Ранджит ритмично постукивал по полу. Этот новоявленный англоман по-хозяйски, с небрежностью и цинизмом западника рассеянно слушал щебетание своей сестрицы.
Гита стояла поодаль, опершись рукой на ажурную оконную решетку.
Приподнятое настроение Рави несколько поостыло, когда он увидел эту сцену. Но приветливые глаза Гиты, засиявшие при его появлении, несколько исправили положение.
— День добрый! — сказал он.
— Здравствуй, мой милый! Как поживаешь? — оживленно ответила Каушалья и встала.
— Спасибо, хорошо.
— А с моим братом я тебя знакомила? — как бы невзначай спросила она.
— Да, помнится, мы встречались. А потом вы, кажется, уехали… — Рави замолчал, пытаясь вспомнить, куда же уехал сей господин.
— В Дели, — подхватил Ранджит, — вы этого, конечно, знать не могли, но это неважно! — небрежно произнес он и поправил серебристый косынку-галстук.
— Ранджит служит у нас в экспортно-импортной кампании, — гордо вставила Каушалья.
— Да, и все-то у него есть, вот только бездомный он! — ехидно бросила Гита, подойдя ближе. Эта фраза вонзилась в спину Ранджита, словно нож, по самую рукоятку.
Она села рядом с Рави, одарив его очаровательной улыбкой.
Рави почувствовал, что разговор приобретает неприятный оборот. Но в душе он был доволен выпадом своей «невесты». Ее прямота и глубокое понимание людей, их психологии, чистота и непосредственность, гибкость ума соответствовали его натуре.
— А потому, — продолжала Гита, — он живет у сестры, а тетя — очень гостеприимная хозяйка, — сделала дополнительный укол она и с вызовом посмотрела на Ранджита.
Ранджит, поежившись, дернул головой и со зловещим огоньком в глазах, немного помедлив, бросил:
— Много говорить стала, сестричка!
Гита, не обратив внимания на его слова, с улыбкой спросила «жениха»:
— Рави, ты не помнишь, как называют брата отца?
— Дядя, — ничего не подозревая, ответил тот.
— А как назвать жену дяди?
— Тетя, — четко сказал Рави, не понимая, куда клонит эта милая интриганка.
— А что такое брат тети? — изобразив на лице полнейшую невинность, опять спросила его Гита.
— Э… э… э… — в замешательстве тянул Рави.
Ранджит подобрал ноги и выпрямился.
А Гита стремительно выпалила:
— Седьмая вода на киселе, дальний родственник, мягко выражаясь!
— Рави, будь любезен, поговори с моим дальним родственником, а я скоро вернусь!
Гита стремительно поднялась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
Рави мгновенно все понял и, как человек воспитанный, поднялся вслед за Гитой со словами:
— Нет-нет, мне нужно идти!
— Так скоро? — обрадовалась Каушалья. — Наверное, дела?
— Да, вы правы, прощайте, прощайте! — поспешно проговорил он.
— До свиданья, Рави, — нежно ответила Гита, глядя ему в глаза.
Когда дверь закрылась, Гита, повернувшись к Каушалье, бросила приказным тоном:
— Ах, тетя! Это мой родственник, хотя и дальний, займи его! Те-тя! Прощай! Салют! — и она убежала наверх.
Последнее слово «салют» она произнесла намеренно, дразня «английского бизнесмена» — Ранджита.
— Ранджит, ты понял, что делается?! — трагически воскликнула Каушалья, когда они остались вдвоем.
— Молчи! — прорычал он. — Сама виновата! Распустила! Стоило только мне уехать, и недели не прошло с моего отъезда, и тут такое, что в месяц не исправишь! — кричал Ранджит, глядя на растерянное лицо сестры.
— А что ты видел? Ты ничего еще не знаешь! Рассказать, так ужаснешься! — и Каушалья со слезами принялась подробно описывать брату все перипетии прошедшей недели.