Златоустый шут
Шрифт:
Однажды — я хорошо помню, что это было вечером, в августе, когда ветви виноградников сгибались под тяжестью созревших плодов, а цветущие розы наполняли теплый воздух сладким благоуханием, — она вытащила меня из толпы веселящихся придворных и повела за собой в дворцовый сад. Она шла молча, с низко опущенной головой, словно объятая глубокой печалью. Я же почтительно следовал за ней в нескольких шагах, наслаждаясь красками предвечерней поры и время от времени украдкой посматривая на нее.
Наконец она заговорила, и когда я услышал ее слова, мне почудилось, что сердце на секунду замерло у меня в груди.
— Ладдзаро, — сказала она, — меня хотят выдать замуж.
Я молча стоял перед ней, не в силах что-либо ответить. Я всегда считал, что мое отношение к ней сродни монашескому почитанию какого-либо особенного святого на небесах, но, как оказалось, платонизм моей любви не уберег меня от приступа ревности.
— Ладдзаро, — повторила она, — вы меня слышите? Меня хотят выдать замуж.
— Я слышал разговоры об этом, — почти заставил я себя ответить, — и еще о том, что вам прочат в мужья синьора Джованни.
— Это правда, — согласилась она. — Именно синьора Джованни.
Вновь воцарилось молчание, и вновь ей пришлось нарушить его.
— Ладдзаро, разве вам нечего сказать? — спросила она.
— А что здесь можно сказать, мадонна? Я рад, если он вам пришелся по сердцу.
— Ладдзаро, Ладдзаро! Вы ведь знаете, что это не так.
— Откуда я знаю это, мадонна?
— Потому, что вы умны, и еще потому, что вы знаете меня. Или вы думаете, что я способна увлечься этим ничтожным тираном? Я благодарна ему за убежище, которое он предоставил нам, но свою любовь я отдам совсем другому человеку: благородному и доблестному рыцарю, возвышенному и внимательному кавалеру.
— Превосходные критерии для выбора мужа, о, madonna mia [54] . Но где найти такого в нашем падшем мире?
— Неужели их совсем нет?
— На страницах произведений Боярдо и прочих поэтов, которыми вы зачитываетесь, мадонна, они все еще встречаются.
— В вас сейчас говорит цинизм, — упрекнула она меня. — Пусть я витаю в облаках, но могу ли я с высоты своих идеалов пасть до уровня синьора Джованни, бесхребетного труса, позволившего Борджа по своему усмотрению помыкать им, жестокого и несправедливого тирана, кем он проявил себя по отношению к вам, слабохарактерного, невежественного, сладострастного дурака, начисто лишенного остроумия и честолюбия. Вот за кого мне предложено выйти замуж. Не пытайтесь убедить меня, Ладдзаро, что невозможно найти человека получше.
54
Моя госпожа (ит.).
— И не собираюсь, мадонна. Мое дело — шутить, но никто не заставит меня лгать. Мне кажется, мадонна, что вы нарисовали верный и точный портрет синьора Джованни Сфорца, заслуживающий того, чтобы оставить его в назидание потомкам.
— Ладдзаро, перестаньте! — с укоризной в голосе воскликнула она. — Мне нужна помощь. Поэтому я пришла к вам с рассказом о том, что со мной хотят сделать.
— Сделать с вами? — удивился я. — Неужели они осмелятся обвенчать вас помимо вашей воли?
— Да, если я стану сопротивляться.
— Тогда не сопротивляйтесь, — усмехнулся я.
— Ладдзаро! — обиженно вскричала она, словно усмотрела в моих словах неприличествующее случаю легкомыслие.
— Поймите меня правильно, мадонна, — поспешил объяснить я. — Я советую вам не сопротивляться только потому, что иначе вас действительно могут заставить вступить в брак, причем немедленно. Постарайтесь потянуть время; дайте синьору Джованни понять, что вы не отвергаете его ухаживания, и, может статься, все еще обойдется.
— Но это ведь обман… — возразила она.
— Совершенно верно, — согласился я, — именно обман всегда считался самым надежным средством в борьбе с тиранией.
— Ну хорошо, а потом? — спросила она. — Такое положение дел не может длиться бесконечно долго. Рано или поздно придется расставить все точки над «i».
— Вполне возможно, что такой день никогда и не настанет, — возразил я. — Разве что синьор Джованни окажется чересчур нетерпелив.
Она озадаченно взглянула на меня и сдвинула свои тонкие брови.
— Я не понимаю вас, друг мой, — пожаловалась она.
— Я поясню, — сказал я. — Давным-давно жил в Вавилоне царь по имени Валтасар, который настолько погряз в распутстве, что не отказался от своих привычек даже тогда, когда Дарий, царь мидян, с огромной армией встал под самыми стенами его столицы. Однажды ночью он беспечно пировал в кругу своих придворных, не думая об опасности, и вдруг в воздухе явилась рука, которая написала предупреждение: «Мене, мене, текел, упарсин» [55] .
Слабая улыбка появилась на губах мадонны Паолы.
55
Валтасар (Белшаццар, евр. «Бел, защити царя») — старший сын и соправитель последнего властителя Нововавилонского царства, правил с 556/550 по 539 г. до н. э. Взял на себя государственные дела и верховное командование на севере страны, когда его отец Набонид выступил в поход на г. Тейу. При завоевании Вавилона персами при Кире в 539 г. до н. э. был убит. В библейской книге пророка Даниила рассказывается, что во время пира во дворце тирана царь Валтасар увидел руку, пишущую кровью слова «Мене, мене, текел, упарсин», которые пленный иудей Даниил истолковал так: «Вот и значение слов: мене — исчислил Бог царство твое и положил конец ему; текел — ты взвешен на весах и найден очень легким; упарсин — разделено царство твое и дано мидянам и персам» (Дан., 5:25–28). Впрочем, официальная историческая наука считает последним царем Вавилона Набонида (555–538 гг. до н. э.). Мидию персидский царь Кир покорил в 550 г. до н. э.
— Должна признаться, ваша притча мне кажется весьма туманной.
— Задумайтесь над ней, мадонна, — подбодрил ее я. — Замените царя Валтасара синьором Джованни Сфорца, а царя Дария — герцогом Чезаре Борджа, и вы все поймете.
— Но неужели войска Борджа действительно угрожают Пезаро?
— А разве нет? — ответил я, слегка раздражаясь. — Грядет война, а синьор Джованни, вместо того чтобы готовиться к ней, продолжает развлекаться балами, маскарадами и банкетами. И даже если ничья рука не напишет пророчество, тревожные симптомы надвигающейся катастрофы очевидны для всякого, сохранившего элементарный здравый смысл.
— Так вы считаете… — начала было она.
— Повторяю вам, если вы сильно заупрямитесь, вас заставят немедленно вступить с ним в брак. Но если вы постараетесь выиграть время с помощью недомолвок и двусмысленностей, если намекнете, что к Рождеству можете стать более уступчивой, синьор Джованни, я уверен, согласится подождать.
— А что, если и тогда ничего не изменится?
— Это было бы чудом. Я думаю, что если исключить вмешательство свыше — такое, например, как смерть Чезаре Борджа, который, по слухам, чрезвычайно осторожен, синьор Джованни навряд ли просидит в Пезаро более двух месяцев.