Златоустый шут
Шрифт:
— Разумеется, — ответил я. — И я не только хорошо помню, что и как тогда было сказано, но и успел сделать из этого весьма любопытные выводы.
Старик недоуменно взглянул на меня.
— Я думаю, что письмо, которое курьер вручил сегодня Рамиро, служит лишь для того, чтобы убаюкать подозрения чересчур любопытных, — поспешил я пояснить свои слова. — Настоящее послание, то самое, ради которого и был отправлен курьер, спрятано в его шляпе — возможно, даже без его ведома.
Он посмотрел на меня так, словно я был волшебником.
— Мессер Боккадоро… — начал он.
— Мое имя Бьянкомонте, — поправил я его, — Ладдзаро Бьянкомонте.
— Каким бы ни было ваше имя, — ответил он, — ваша проницательность заслуживает всяческого уважения. Вы угадали добрую половину из того, что я хотел сообщить вам. Интересно послушать, что вы думаете о содержании этих секретных писем? Спросите свою интуицию.
— Когда хочешь узнать о содержании корреспонденции, которую хранят в такой тайне, лучше всего обратиться к здравому смыслу, — сказал я. — Нет ничего проще, чем начать фантазировать на сей счет, но я должен честно признаться, что не могу представить себе, какие узы связывают синьора Читта-ди-Кастелло и этого злодея Рамиро. Однако всем известно, что измена часто встречается там, где ее меньше всего ждут, и сближает самых, казалось бы, разных людей.
— Лампаньяни не был дураком, а повел себя глупо, — задумчиво произнес старик. — Он догадался о том же самом, что и вы. С каждым из посыльных Рамиро поступал следующим образом: его хорошо кормили и еще лучше поили, причем подавали ему самое крепкое, неразбавленное вино, после чего утомленный с дороги курьер засыпал, а Рамиро спускался на кухню, завладевал его шляпой и доставал оттуда письмо. Затем, как я полагаю, он писал ответ, прятал его обратно в шляпу и возвращал ее на место. А наутро проснувшемуся и ничего не подозревающему курьеру вручался, так сказать, официальный ответ, и он отправлялся в обратный путь.
Мариани сделал небольшую паузу и затем продолжал:
— Лампаньяни о чем-то подозревал и следил за Рамиро, чтобы убедиться в обоснованности своих подозрений. Но он слишком неосторожно обмолвился о своих открытиях и уже поплатился за это. Сейчас он лежит с кинжалом в груди, мертвый и холодный. Час назад Рамиро убил его, пока он спал.
Я невольно содрогнулся. Сколько же крови пролилось здесь! Неужели Чезаре Борджа не имеет ни малейшего представления о том, что творит в Чезене его губернатор?
— Бедняга Лампаньяни! — вздохнул я. — Упокой, Господи, его душу.
— Его место в аду, и я не сомневаюсь, что он уже горит в вечном огне, — равнодушно отозвался Мариани. — Он был негодяем еще почище, чем сам Рамиро, и теперь ему предстоит ответить за свои гнусные дела. Но хватит о Лампаньяни. Я пришел говорить не о нем.
Так вот, вернувшись после своего нового преступления, Рамиро велел мне отправляться спать. Проходя по коридору, я обратил внимание на широко распахнутую дверь в комнату Лампаньяни. Я заглянул туда и сразу понял, какая трагедия произошла там. Затем я вспомнил реплику Лампаньяни насчет шляпы и поспешил назад, на галерею, откуда хорошо виден весь зал. Рамиро там уже не было, и я предположил, что он пошел на кухню. Тут я подумал о вас и решил, что, наверное, могу рассчитывать на вашу по мощь. Дрожа от страха, я торопливо спустился вниз в зал, достал из буфета бутыль, из которой обычно поили вином курьеров, сорвал помечавшие ее печать и красный шнурок и поставил на стол вместо той бутыли, что подал Рамиро в его присутствии, перед тем, как он отослал меня.
Затем я спрятался на галерее и оттуда наблюдал за всем, что происходило в зале. Вскоре вернулся Рамиро, неся в руке шляпу. Он извлек письмо, стал читать, и его лицо буквально просияло от восторга. Он налил себе полную чашу вина и одним глотком осушил ее. За ней последовала другая чаша и третья — мессер Рамиро редко останавливался прежде, чем выпивал все до последней капли. Прикончив бутыль, он устроился в своем кресле поудобнее, словно решил поразмышлять над письмом, которое лежало перед ним на столе. Скоро он громко захрапел, и тогда я поспешил к вам.
Мариани замолчал, и вновь наступила пауза.
— И что же от меня требуется? — наконец спросил я. — Зарезать его, пока он спит?
Он покачал головой.
— В моих руках достаточно сил, чтобы сделать это самому, но после того, что он сотворил с моим мальчиком, такая смерть стала бы для него слишком легкой.
— Так что вы предлагаете?
— Если Рамиро действительно замышляет предательство, то предать он может только одного человека — Чезаре Борджа, а раз так, то неплохо было бы заглянуть в лежащее перед ним письмо и завладеть им.
— А что случится завтра, когда он проснется и обнаружит его отсутствие? Начнутся повальные обыски, пытки и казни, которые прекратятся только тогда, когда оно отыщется. Впрочем, незачем убеждать вас в этом — вы лучше меня знаете нрав губернатора Чезены.
— Только это и останавливает меня, — тяжело вздохнул он. — Если бы я знал, как переправить письмо Чезаре Борджа или как выбраться с ним сейчас из Чезены, я ни секунды не колебался бы. Армия Чезаре Борджа сейчас стоит в Фаэнце, до которой не более двенадцати часов пути верхом. [85] Увы, я не смогу выехать раньше, чем настанет утро, но к этому сроку о пропаже станет известно и никому не будет позволено покидать крепость.
85
Расстояние от Чезены до Фаэнцы незначительно превышает 30 км.
— Что ж, значит, надо сделать так, чтобы он не заметил исчезновения письма, а на это очень трудно уповать, — сказал я.
Мы опять замолчали.
— Как вы считаете, он еще спит? — поинтересовался я.
— Наверняка, — утвердительно кивнул Мариани.
— Кто-нибудь может случайно увидеть нас, если мы сейчас отправимся на галерею?
— Это исключено. В такое время в Чезене бодрствуют одни часовые.
— Тогда идемте и посмотрим, что можно предпринять, — сказал я, вставая. — Может быть, там, на месте, нам скорее удастся что-то придумать.
Я направился к двери. Мариани подхватил свой фонарь и последовал за мной, стараясь идти мягко и бесшумно.
Глава XVIII
ПИСЬМО
Мы на цыпочках прокрались вдоль коридора в сторону галереи, венчающей банкетный зал. Благополучно достигнув ее, мы притаились в темноте и прислушались — ни один звук не нарушал царившую в замке тишину.
Осторожно опершись о крепкие дубовые перила, ограждавшие галерею, я заглянул вниз. Там все было черно, и лишь в центре зала, вокруг стола с двумя горевшими на нем свечами, образовался небольшой оазис света. У стола, уронив голову на грудь, неподвижно сидел Рамиро, а перед ним лежала какая-то бумага, которая, как я догадался, и являлась интересующим нас письмом. Если не задумываться о последствиях, то завладеть им сейчас не составляло никакого труда, но это был бы поступок не только неосмотрительный, но и опасный.