Златовласка (сборник)

Макбейн Эд

Когда жена превращается только в партнера, и не более того, внезапно, как призрак давно прошедших лет, возникает другая женщина, возвращаются забытые прогулки рука об руку по берегу озера при лунном свете, оживают юношеские воспоминания о лихорадочных ласках на заднем или на переднем сиденье машины, и слово «любовь» в один прекрасный день озаряет жизнь мужчины с захватывающей дух внезапностью — как вспышка молнии в ночи, — вот тогда фирма оказывается неплатежеспособной, а добротный твид и вельвет, поставляемые с Седьмой авеню, уступают место нежному шелку тайной любовной связи. И брак распадается. «Я люблю тебя, Эгги», — так звали эту женщину, Агата Хеммингз. Теперь она разведена и живет в Тампе, в основном по причине все той же ослепительной вспышки молнии, после которой не осталось ничего, кроме засохших и увядших без живительной влаги

растений.

Итак, наше настороженное отношение — Дейл и мое собственное — к словам «я люблю тебя», наверное, вполне понятно. А может быть, нам не надо произносить их вслух. Если то, что соединяет нас, — не любовь (а что же это тогда, черт побери!), то, по меньшей мере, это вполне приемлемое факсимиле. Мы испытываем неподдельную радость при встрече, болтаем без умолку, как сороки, и дело совсем не в том, что, по воле случая, у нас общая профессия, мы готовы обсуждать любые проблемы нашей Солнечной системы — а солнца в Калузе, штат Флорида, в избытке! Мало этого, в ее присутствии мне все труднее контролировать свои действия. Мне все время хочется дотронуться до нее. Когда мы с ней вечером идем куда-нибудь поразвлечься или отправляемся в гости, я просто не в силах совладать с собой. Иной раз в ресторане я наклоняюсь через столик, чтобы убрать с ее щеки прядь волос цвета опавших листьев. Я прикасаюсь к ее пальцам, к ее руке, стараюсь незаметно коснуться ее тела, когда подаю пальто; мне кажется, я жадно поглощаю исходящую от нее энергию, мне просто необходимо постоянно ощущать ее близость. Мой партнер Фрэнк утверждает, что мир делится на «прилипал» и «чечеточников»; Фрэнк обожает все расставлять по полочкам. Я уверен в одном: никогда в жизни мне не приходилось работать на публику, конечно, если не брать в расчет безумств моей юности, когда я готов был заключить в объятия даже игуану, только бы утихомирить сжигавший меня жар. Я не в силах дать разумное объяснение этому неодолимому желанию постоянно физически ощущать близость Дейл. Сама Дейл утверждает, что виной всему цвет ее волос — солнечного восхода и заката. Волосы у нее рыжие, блестящие, с очень красивым оттенком, а в ложбинке между ног — белокурые. И вот, поскольку я посвящен в ее тайну, говорит она, то, естественно, сгораю от желания прикоснуться не к безответной плоти ее щеки или локтя, а к той сладостной тайне, что скрыта за этими золотистыми вратами. Во времена ее собственной беспокойной юности, говорит Дейл, эта «золотая ловушка», как она порой ее называет, воспламеняла не одного энергичного ухажера, и это удивительное несоответствие цвета ее волос внушало им беспримерную страсть. Вот и для меня тоже, говорит Дейл, прикосновение к ее телу — своего рода пробная репетиция перед премьерой на Бродвее. Дейл 32 года, она — истинное дитя шестидесятых и обсуждает вопросы секса более откровенно, чем все «чечеточники», вместе взятые. (Фрэнк называет «чечеточниками» тех, кто избегает длительных связей, кому не нужны близкие отношения.)

Той ночью я подробно рассказал Дейл о вчерашней встрече с Мишель Харпер, о последовавшем затем убийстве (об этом событии Дейл прочитала в «Калуза джорнел», но ей и в голову не пришло, что речь идет о той красавице, которую мы видели в субботу на пляже), о предварительном допросе мужа Мишель и о том, что у него не было сколько-нибудь убедительного алиби на тот отрезок времени, когда Мишель сначала зверски избили, а потом сожгли заживо. Дейл выслушала мой рассказ, — мне всегда нравилось, как напряженно-внимательно она слушает, не отрывая от меня своих изумительно красивых зеленых глаз, — а затем, кивнув головой, перевернулась на спину (мы лежали в постели), чтобы зажечь сигарету. Она усвоила все обстоятельства дела, дала им соответствующую оценку и теперь, как опытный адвокат, отыскивала те детали, которые могли бы свидетельствовать в пользу Харпера. Выпустив к потолку струйку дыма (я догадался, что сигарета была с марихуаной), Дейл задумчиво произнесла: 

— Если бы это был в самом деле Харпер, по-твоему, у него было бы заготовлено… — И тут зазвонил телефон. 

Я не раз сожалел, что как-то, в минуту умопомрачения, дал Мори Блуму номер домашнего телефона Дейл на Уиспер-Кей. Сейчас она подняла трубку, послушала несколько секунд и со словами: «Тебя, Мэттью», протянула ее мне, а сама уселась на кровати, скрестив ноги, закрыв глаза и глубоко вдыхая дым сигареты.

— Слушаю, — сказал я.

— Мэттью, это Мори. Извини за столь поздний звонок.

— Ничего,

ничего, все в порядке, — успокоил я его, на что Дейл скорчила рожицу.

— Появились кой-какие новые данные, и, по-моему, ты должен быть в курсе, — сказал он. — Помнишь, я говорил тебе о той пустой канистре на пять галлонов, которую мы нашли на пляже?

— Да?

— Так вот, мы проверили на бензоколонке, где обслуживают грузовичок Харпера, да и «фольксваген» его жены. Это рядом с их домом, сразу же за углом. Мы решили, что это самое подходящее место, чтобы купить канистру, и нам повезло. Бензоколонка называется «Эй энд Эм Эгзон», она на углу Уингдейл и Пайн. Короче говоря, тамошний служитель — черный парень по имени Гарри Лумис — в субботу утром, часов в семь — в половине восьмого, налил Харперу полную канистру бензина. А кроме того, он продал Харперу пустую канистру на пять галлонов. По просьбе Харпера он и налил в нее бензин. Красная канистра, как та, что мы нашли на месте преступления. — Блум помолчал. — Мэттью, — заговорил он снова, — мы привезли этого парня сюда и показали ему эту канистру. Лумис сказал, что эта та самая, которую продал Харперу в субботу утром.

— Да как можно отличить одну красную канистру от другой?

— Постой, дай докончить. Десять минут назад мне позвонили из лаборатории, — так вот, позволь мне вернуться немного назад ладно? Ты помнишь, что сегодня днем, до того как уехать из полицейского участка, Харпер дал согласие, чтобы у него сняли отпечатки пальцев, сказал, что ему нечего скрывать, помнишь? Ты присутствовал при этой процедуре.

— Да, помню. 

— Так вот, мы переслали эти отпечатки пальцев в лабораторию, где их сличили с теми, которые обнаружены на канистре, и десять минут назад мне позвонили из лаборатории. Отпечатки на канистре принадлежат Харперу. И это единственные отпечатки пальцев на канистре, Мэттью. Одного только Харпера и больше никого. 

— Ты звонишь, чтобы выслушать мое мнение, Мори? Так вот оно. Во-первых, Харпер купил эту канистру для бензина…

— И велел наполнить ее, Мэттью. 

— Да, в семь — в половине восьмого утра, в субботу. Потом он вернулся домой и провел дома весь субботний день. Вполне вероятно, что он не отнес ее в гараж, а оставил где-то около дома. Сам он в два часа ночи на воскресенье уехал в Майами. Если он оставил канистру около дома, кто угодно мог ее использовать… 

— Но на ней обнаружены его отпечатки пальцев, Мэттью.

— Естественно, так и должно быть. Если он брал эту канистру в руки…

— А куда подевались отпечатки пальцев Лумиса? Парня, который продал ему эту канистру, парня, который налил в нее бензин?

— Не думаешь ли ты, что Харпер стер отпечатки пальцев служащего бензоколонки, а потом совершил убийство и забыл стереть свои собственные отпечатки? Давай дальше, Мори.

— Люди начинают паниковать, Мэттью. У меня и прежде бывали случаи, когда убийца оставлял на месте преступления изобличающие его доказательства. Был у меня один парень, который задушил проститутку, пока трахался с нею. В этот момент он, естественно, был голым, понимаешь? Так он оставил на месте преступления свою рубашку с вышитыми на ней его инициалами. Убежал оттуда босиком, в одних штанах, а рубашку с инициалами Р. и Д. оставил. До сих пор помню эти буквы. Как видишь, такое случается сплошь и рядом, Мэттью. Как раз все объяснимо: человек испугался до смерти. И убийства, как правило, совершают не профессионалы, — если, конечно, это не заказное убийство.

— Это все несущественные детали, Мори. Человек покупает канистру, наливает в нее бензин…

— У меня есть свидетель, который видел их на пляже в понедельник ночью, Мэттью.

— Какой свидетель?

— Один рыбак поставил лодку на якорь как раз неподалеку от пляжа. Он видел, как белая женщина и черный мужчина дрались на берегу.

— По его описаниям это — Харпер?

— Весьма вероятно. Громадный черный парень боролся с обнаженной белой женщиной. 

— Но он опознал Харпера? 

— Мы сейчас привезем сюда Харпера. Думаю, тогда и проведем опознание. 

— Так зачем ты звонишь мне, Мори? 

— Потому что, если эта процедура будет иметь положительные результаты, мы предъявим Харперу официальное обвинение в убийстве. Послушай, Мэттью, я понимаю, что у нас не самые убедительные доказательства…

— А что думает прокурор?

— Он считает, если этот человек сумеет опознать Харпера, у нас достаточно оснований предъявить обвинение.

— А если не сумеет?