Злая ласка звездной руки
Шрифт:
Кажется, он что-то говорил.
Ракетница ему мешала, и Дмитрий сунул ее за пояс. Из голов жены и дочери тянулись в переплетения над головой два тоненьких красных лучика: Хотелось их оборвать, но Дмитрий не решился это сделать: непонятно было, а вдруг это жене и дочери повредит?
Маришка была какой-то вялой. Она не сопротивлялась, когда папа взял ее на руки. Прижав дочку к себе, Стариков потянул жену за покорную прохладную руку.
– Уходим, Светка! Слышишь меня? Надо уходить отсюда!
Безвольным роботом она сделала несколько шагов вслед за мужем. По мере удаления от того места, где они с дочерью
Выбравшись наружу, Стариков увидел, что площадь перед стадионом и пустырь рядом с ней призрачно высвечены голубоватым светом, и воздух над ними бурлит от бесчисленного множества маленьких белых пузырьков. Со стороны все выглядело так, словно в огромной кастрюле закипала вода. Зрелище захватывало. Некоторое время Стариков смотрел на бегущие в небо пузырьки. Он крепко прижимал дочь к себе и чувствовал, как она странно дрожит всем телом, словно хочет выгнуться, но у нее не получается. Жена стояла рядом молчаливым истуканом. Или правильнее было бы сказать - истуканшей?
Придя в себя и осмотревшись, Стариков сообразил, что надо идти в обход. Идти напрямик через эти самые беснующиеся белые шарики он так и не решился.
– А потом?
– азартно спросил Кунжаков.
– А потом все и началось...
– Дмитрий Стариков достал из кармана куртки пачку сигарет, достал одну, но вместо того чтобы нормально закурить, принялся ломать сигарету и нюхать табак.
– Да ты кури, не стесняйся!
– подбодрил его водитель.
– Хочешь, я тебе свои дам - "Честерфилд"?
– Я не курю, - сказал задержанный.
– Бросил.
– Что дальше-то было?
– спросил старший лейтенант.
– Руку тебе кто прострелил?
– Никто не простреливал, - сказал Стариков.
– Это я на штырь напоролся, когда мы упали. Как я Маришку от этого штыря уберег, сам ума не приложу... Мы уже довольно далеко отошли, когда у стадиона появились белые пятна. Больше всего они мне почему-то напомнили собак. Не знаю почему. Может, просто поведение мне их что-то напомнило? Пометались они у стадиона, потом вытянулись в цепочку и двинулись в нашу сторону. Медленно так двинулись, как собаки по следу. Я Светку за руку и - ходу! Дальше ничего не помню. Помню, ехали на велосипеде. Но откуда он взялся, убей Бог, вспомнить не могу! Потом вход. Там они нас и настигли. Чувствую, тянет меня назад. Словно бы вернуться надо. Маришка у меня на руках забилась. Светка что-то злое мычит, вырывается... Ну я и жахнул по пятнам этим из ракетницы. Во всех патронах у меня жаканы были, а в этом дробь оказалась. Может, и к лучшему. Сыпануло по ним дробью. Повредить-то особо не повредило, не заметил я, чтобы дробь им какой-то видимый урон причинила. Только вроде заколебались они. Желание возвращаться у меня исчезло, Светка опять в неподвижную задумчивость впала, Маришка на руках затихла, и ломать ее перестало. Толкнул я ее в проход, сам полез пятками назад, а ракетницей им грожу...
– Постой, постой, - сказал Кунжаков.
– Это какой ракетницей?
– Погоди ты!
– дернул его водитель.
– Дай человеку до конца рассказать.
– А нечего больше рассказывать, - сказал
– Говоря это, он одергивал на девочке платье.
– Под землю эти пятна за нами не сунулись. А когда выбрались, мы сразу на вас и напоролись. Отпустите нас, мужики! Нам еще до Царицына добираться...
– А жена так и не разговаривает?
– спросил десантник Костя. Автомат он уже опустил стволом вниз и расслабился. Чего себя пружиной держать, если опасности нет?
– Не оклемалась еще.
– Стариков повернулся к жене, на измученном лице его появилось выражение нежности. Может, это вот выражение и решило все. В любом ином случае Кунжаков бы, конечно, не колебался. Но тут он сомневался, чтобы от рассказа Старикова что-нибудь особо прояснилось. Только сказал:
– Твоим медицинская помощь нужна. Да и сам ты... Рука-то болит?
– В Царицыне лечиться будем, - сказал задержанный. Не выпуская из рук дочери, он встал, сбросил с плеча ремень сумки. Подумав, сбросил и куртку. Так мы пойдем?
И опять Кунжаков замялся.
– Пусть идут, - сказал сержант Николай.
– Они уже всего дерьма полной ложкой хлебнули. Да и прав паренек, привезем мы их в лагерь, у нас самих неприятности начнутся. Хорошо как на месяц в карантин запрут, а если до скончания века?
– Давай, Коля, узнаем, что армия думает, - осторожно сказал Кунжаков. Мы с тобой одно думаем, они другое.
– Пусть идут, - сказал десантник Леша.
– Главное, чтобы баба и ребенок здоровы были. Слышь, Диман, только в городе сразу в больницу, понял?
– Спасибо, мужики, - сказал Стариков. Он поудобнее перехватил дочку, взял жену за руку, и они вышли за круг, высвеченный фарами автомобиля. Через некоторое время неподалеку вспыхнул фонарик, на мгновение высветил дорогу путникам и погас.
– Осторожный парень, - одобрительно сказал водитель.
– Этот дойдет!
– У нас в ВДВ все такие, - без тени бахвальства сказал Костя.
– А с чего это ты взял, что он в ВДВ служил?
– повернулся к нему Кунжаков.
– А по наколке, - сказал десантник.
– Когда он куртку сбросил, я сразу ее увидел.
Кунжаков оглядел присутствующих.
– Так, мужики, - начальнически сказал он.
– Обо всем молчок. Иначе нас туда загонят, куда Макар телят не гонял.
– Не гони, - с заметной усмешкой в голосе сказал Костя.
– А то ты прямо как Наполеон.
Они постояли около машины, покурили и только тут обнаружили, что в воздухе полно комарья. И комарье это было прямо-таки безжалостным.
– Пошли в машину, - сказал сержант Николай.
– Сейчас проедемся немного, их давлением выметет.
"Уазик" немилосердно затрясло на ухабах. Тусклый свет фар выхватывал из постепенно теряющей ночную густоту тьмы деревья и дорогу.
– Нет, мы правильно сделали, что ребят отпустили, - неожиданно сказал Алексей.
– Только нутром чую, боком нам эта благотворительность вылезет!
15. ЦАРИЦЫНСКАЯ ОБЛАСТЬ, ОКРЕСТНОСТИ РАЙОННОГО ЦЕНТРА МИХАЙЛОВКА, 27 ИЮЛЯ 2006 ГОДА, 5.00-7.00
Генерал Сергеев зевал. По темным кругам, четко обозначившимся под глазами, видно было, что он систематически недосыпает. Впрочем, в этом он был не одинок. Вряд ли кто-нибудь в лагере спал более четырех часов в сутки.