Злая любовь
Шрифт:
Мне кажется, в тот момент я был на волоске от того, чтобы выскочить из своего укрытия и избить их обоих. И лучше бы я именно так и поступил. Я испытывал невыносимые мучения, моя голова гудела, как колокол. Я представлял себе руку другого, скользящую по волоскам внизу живота Одиль, ласкающую ее бедра, пытающуюся проникнуть как можно глубже, а до меня доносились обрывки фраз, прерываемые вздохами:
— Нет, не сегодня вечером… Мы же договорились о правилах… Впрочем, вы не сможете…
Это длилось пять или десять секунд,
— Успокойтесь. Я совершенно не намерен овладеть вами. Я подожду, пока вы сами себя мне предложите, по собственному желанию. Моя рука оставила убежище под вашим платьем. Больше я вас не трону.
Он подошел к ней.
— Признайтесь, однако, что вам было страшно. Вы боялись и меня, и себя, потому что…
Он засмеялся.
— Обычно женщины ограничиваются тончайшей паутинкой трусиков, а вы надели, как я успел заметить, не меньше трех пар. Чтобы скрыть деликатный рельеф, или чтобы помешать моей руке добраться до вас? И каждая пара плотнее и теснее другой?
Она тоже начала смеяться, но ее смех был явно деланным. Должно быть, она покраснела.
— Это инквизиция! Я пожалуюсь мужу…
— Ба! Он отныне так мало значит…
Мои ногти непроизвольно глубоко впились в ладони.
— Признайтесь, что ощущения, которые вы испытали сегодня вечером, очень приятны и неожиданны. Я здесь, притаившись, ждал, когда вы окажетесь рядом со мной. Вы приближаетесь, ваши нервы напряжены, вы почти готовы закричать. Вдруг мои руки протянулись к вам, вы стиснули ноги, но было уже поздно. Я уже проник туда, куда хотел. Начнем снова?
На сей раз ей удалось замаскировать свое волнение насмешкой:
— Найдите мне лучше этот единственный в комнате стул. У меня ноги подкашиваются. Ну и воображение у вас!
— Это упрек?
— Нет, раз я все еще здесь. Видите, я говорю совершенно безумные вещи. Вы знаете, что лишили моего мужа развлечения? Мы собирались в кино…
— И тут позвонил я. Вы сожалеете об этом?
Она уклонилась от ответа.
— Я сказала ему, что вы звонили по поводу бриджа, и что я пригласила вас на завтра…
— Это помешает нам возобновить все завтра вечером. Жаль!
— Я же не могу ссылаться каждый вечер на мигрень, чтобы никуда с ним не ходить и добиваться одиноких прогулок в парке. Впрочем, я подумаю, прежде чем что-то возобновлять.
— Угрызения совести?
— Возможно.
— Простите. Обычно угрызения совести бывают после.
— Договоримся сразу, что я не такая, как другие, потому что у меня они — до.
Она сделалась серьезной.
— И подумать только, что у нас нет даже такого оправдания, как любовь! Мы не любим друг друга, вы сами много раз мне это говорили. Вы меня не любите, я тоже вас не люблю. Тогда все это только
Я должен был напрячь слух, таким тихим стал ее голос.
— Я не узнаю себя. Все, что я думала об этом раньше, рухнуло. Я никогда не подумала бы, читая ваше первое письмо, что приду к этому так быстро.
Она сделала попытку засмеяться.
— Должно быть, во мне есть другая женщина. И это именно она пришла сюда сегодня вечером.
— Конечно, она. А поскольку она здесь, могу ли я попросить у нее залог прихода на следующее свидание?
— Продолжайте. Она потом посмотрит. О чем идет речь?
— Собственно говоря, это не один залог, а два или даже три…
— Три! Бог мой!
Она снова засмеялась, но в ее смехе явно сквозило нетерпение.
— Похоже, вы предпочитаете все делать сериями. Что ж, я вас слушаю…
— Так вот. Я хотел бы знать, то есть услышать непосредственно от вас, могу ли я воображать ваш… Ну, тот самый размер: 34, 35, 36 и так далее.
Наступило молчание.
— Вы в затруднении?
— Признайтесь, вопрос не из легких. Вы рядом со мной, одна ваша рука у меня на плече, другая — перебирает мои волосы. И еще хотите, чтобы я…
— О, я ведь прошу такой безделицы! Просто новой пищи для моего воображения, когда вы уйдете.
Она явно заколебалась.
— Ну, хорошо. Чтобы не мучить ваше воображение, я постараюсь обойтись без всяких оговорок и обходных путей и скажу, что вы можете воображать себе 34–35. Это вас устраивает.
— Это великолепно!
— Очень рада, потому что в данный момент больше ничего вам не могу предложить, дорогой сударь.
Она снова говорила насмешливым тоном, который всегда был для нее лучшей защитой.
— А второй задаток?
— Встаньте.
Она подчинилась.
— Я хотел бы сейчас встать перед вами на колени.
— Разрешаю вам это.
— А теперь я хотел бы поцеловать вашу ножку там, где кончается чулок.
— О, я думаю, что это будет очень неосмотрительно.
— Ба! Вы так надежно закутаны, а ваши ножки словно заперты на замок. Кто бы мог заставить их раздвинуться?
Я услышал шелест ткани и представил себе, как он прижимается губами к нежной коже ее ноги выше колена. Мне послышалось даже что-то вроде глухого, жалобного стона.
— Хватит, — сказала она наконец прерывающимся голосом. — К тому же мне пора возвращаться.
— А третий задаток?
— Нет! Не хочу даже говорить об этом. Не хочу даже ничего о нем знать.
Она сделала несколько шагов по направлению к двери.
— Вы уже уходите?
— Да, мой муж может начать беспокоиться и отправится за мной в парк. Кстати, а как вы в него попали?
— Перелез через решетку, другого способа не было. Не беспокойтесь, меня никто не видел. Кстати, вы могли бы мне завтра, во время игры в бридж, дать ключ от калитки?