Злая Русь. Пронск
Шрифт:
Михаил Всеволодович, уже запрыгнувший в седло подведенному к нему под уздцы жеребцу, только качнул головой:
— Быстро растешь, порубежник… Но коли все действительно так — быть тебе воеводой, сотник! Принимай дружину под свое начало, и передай гридям, что такова моя воля — назначаю тебя тысяцким головой!
Не скрывая радостной улыбки, я глубоко поклонился князю под недовольным и острым взглядом за что-то взъевшегося на меня Мирослава, после чего шагнул к кобыле, подведенной княжне — и, встав на колено, сложил руки «лодочкой»-опорой под ее маленькую ножку. Девушка, повернувшись спиной к брату и воеводе, подарила мне еще одну, теперь уже более открытую и одновременно
— Встретимся…
Я, счастливо улыбаясь, скрытый от взглядов посторонних Ростиславой, лишь энергично кивнул, после чего помог княжне забраться в седло, не больно, но чувствительно сжав тонкую стопу в красном сапожке — чем заслужил еще одну короткую, быструю улыбку. А Михаил уже тронул коня пятками, одновременно с тем властно приказав:
— Приводи своего человека к детинцу, тысяцкий голова, как можно скорее. Вас пропустят.
Однако прежде, чем всадники покинули бы небольшую площадь у храма, я взволнованно воскликнул:
— Княже, а что со стрелометами?
Удельный государь Пронска удивленно и медленно повторил:
— Стрелометами?
— Да, княже. Я говорил вам о стрелометах, когда еще был здесь в прошлый раз и предлагал свои идеи для обороны детинца!
Неожиданно в разговор вмешался терпевший до того (и очевидно с трудом!) Мирослав:
— Многие же твои задумки нам пригодились, порубежник! И ров с валом за триста шагов от стены, коий теперь защищает поганых, и волчьи ямы, засыпанные ими же в первый день! Напасть на лагерь татар не иначе ведь ты предложил?!
Под вопросительным взглядом Ростиславы — и настороженным Михаила — я поднял глаза на воеводу и твердо ответил:
— Я. Я предложил. Скажешь, плоха эта задумка, безумна? Но ведь сокрушили же мы тумену, что до того стояла под стенами Пронска! Убили темника, перебили монголов, сожгли пороки… Да коли бы не пришла новая тьма от Ижеславца, поганые уже отступили бы от града! И хоть по-своему я виновен в смерти Всеволода Михайловича, да павших ныне воинов — но я всю сечу прошел в первом ряду своей сотни! И рисковал не менее прочих! И жизнь пронских ратников отнял не я, а сабли и стрелы поганых!
После короткой, односекундной паузы я вопросил жестко, с едкими интонациями в голосе:
— А теперь ответь мне, воевода — не будь этой вылазки, удержали бы вы град с полуторами тысячами ратников, когда нехристи разбили бы стены?! И когда бы пришла тумена от Ижеславца — а она все одно явилась бы под стены детинца! — тогда бы удалось остановить вам ворога, пусть даже с нашей помощью?!
Мирослав промолчал — что ответить ему уже не нашлось. Промолчали и дети Всеволода, хотя молчание это было горьким, тягостным, видать тут же вспомнили об отце… Выждав немного, я вновь заговорил, твердо и уверенно, обращаясь уже к князю — и боясь при этом даже посмотреть в сторону Ростиславы. Вдруг действительно решит, что я стал первоисточником их семейного горя? Женщины, они такие, рационализм часто уступает эмоциям…
— Ныне поганым пришлось собирать пороки из пожженных останков. Их всего два, и это не мощные манжаники, способные проломить стены тяжелыми глыбами, а небольшие камнеметы. Все, на что они способны — это разбить ворота, уже заложенные камнем, или проломить бреши в обламах так, чтобы к ним можно было приставить лестницы. Правда, есть опасность, что вороги обстреляют град зажигательными снарядами — но стены они не перелетят. А коли и пожгут тарасы, так все равно останется насыпь, кою можно будет оборонять! Да и тын — его я, кстати, также ведь предложил возвести! — никуда не денется… Нам нужно продержаться всего дней шесть, покуда не придет помощь, отбить несколько штурмов на единственном участке стены — сил должно хватить. А потом татарам станет нечего есть… Но все одно будет легче, если мы сумеем перебить или хотя бы напугать обслугу пороков из стрелометов, да повредить камнеметы. Так что, получилось у вас их построить?
Михаил огорченно и даже чуть виновато махнул головой:
— Нет. Нет у нас мастеров, что подобные пороки строят во Владимире.
Огорченно цокнув языком — прозвучало словно «так и думал!» — я подытожил «переговоры»:
— Скоро я приведу своего человека. Сопровождение ему не нужно, одному будет легче скрыться от степняцкой сторожи, чем нескольким воям. А коли татары заметят, все одно не отбиться — хоть одному, хоть десятку… Вас я попрошу собрать пару лучших кузнецов, да четверых умельцев, работающих по дереву. Попробуем за ночь все же построить стреломет.
Мирослав первым тронул коня, молча направляя его в сторону детинца, а вот князь довольно бодро произнес — с обнадеживающей признательностью в голосе:
— Приводи своего человека, тысяцкий. И мастеров мы для тебя найдем!
…Последний меня покинула Ростислава — одарив таким пронзительным взглядом, переполненным и тоской, и нежностью, и болью, и надеждой, что я едва сдержался, чтобы не крикнуть ей вслед! Но вместо того лишь тихо произнес:
— Встретимся… Сегодня встретимся…
Глава 13
Воевода Ратибор стоял впереди ратников, схоронившихся до поры в лесу и внимательно наблюдал за тем, как татары буквально вырубают из ледового плена туши забитого скота, сильно обгрызенного волками. Последних здесь, кстати, тоже много, валяются они и на льду, и по берегам — все до единого нашпигованные стрелами, словно подушки для иголок…
Ратибор собирался напасть и теперь лишь ждал удобного момента, когда у завала соберется как можно больше растянувшихся по льду реки телег… Он привел с собой полторы тысячи ратников из числа ополченцев, уже получивших какой-никакой боевой опыт, да разжившихся трофейными бронями — и еще сотню дружинников. Поганых было не больше — и все они сейчас занимались добычей пропитания, совершенно точно уверенные в том, что находятся в безопасности…
Когда тумена отступила от стен Ижеславца, да двинулась по льду реки в направлении Пронска, воевода все никак не мог поверить в случившееся, в собственную удачу. Разве подобное возможно? Он ожидал продолжения кровавого штурма — огонь ведь уже потух, и ничто не мешало поганым атаковать — да падения детинца в конечном итоге. Правда, по его подсчетам, тысяч шесть агарян они бы точно успели навеки упокоить в русской земле! И тут вдруг резкое отступление…
Или же хитрый обманный маневр с целью выманить русичей за стены? Последнее было вполне в духе степняков, очень часто использующих ложные отступления и прочие обманки в битвах. Правда, вороги прямо на глазах русичей перебили уцелевших лошадей и жадно сожрали их! А большую часть конских табунов и отары овец до того угнали оставшиеся за стенами дружинники Захара Глебовича, племянника воеводы по сестре… Ратибор с детства возился с парнем, потерявшим отца, научил его ездить верхом, владеть мечом, копьем и луком, принял тогда еще в сотню простым ратником… И отношение его к племяннику было едва ли не отцовским — ему-то Господь сыновей не послал, только девок. Ныне же Захар вернул дяде долг едва ли не сыновьей любви, сумев помочь осажденным всем, чем смог — и ведь крепко же помог!