Злая Русь. Зима 1238
Шрифт:
Вскоре русичи и половцы сблизились настолько, чтобы с обеих сторон в воздух взвились первые срезни. Опасно загудев в воздухе, те описали широкую дугу, после чего вонзились в лед, не настигнув жертв с обеих сторон. Но то были лишь первые, пристрелочные выстрелы…
С каждым ударом сердца плотность потока падающих с неба стрел нарастала, в схватку вступило уже несколько десятков лучников с обеих сторон — и до поры многочисленность половцев не давала им явного преимущества: до орусутов добивали примерно с сотню поганых, остальные же следовали за соратниками, ожидая свой черед вступить в бой. Появились и первые жертвы — причем со стороны бездоспешных половцев их оказалось заметно больше!
Но татары неотвратимо перли вперед, не показывали
Наконец, сотенный голова отдал приказ развернуть лошадей и начать отступать от татар. Поначалу неспешно, но вскоре перейдя на легкую рысь, дружинники уходили от отвесно падающих с неба степняцких срезней, не сводя глаз с поганых: клюнули половцы на приманку, поверили в ложное отступление?! Степняки действительно продолжили преследовать русичей, постепенно ускоряясь, но не бросая коней вскачь — впрочем, это было уже и не нужно. Скрытый младшей дружиной клин тяжелых гридей уже начал набирать ход, готовясь сорваться на тяжелый галоп в считанные мгновения, уже подались перед ним в стороны конные лучники Володаря…
Но еще несколько тягучих мгновений враг не мог разглядеть перестроения дружинников — а когда стрелки орусутов окончательно разошлись в стороны, явив поганым закованных в дощатые брони витязей, заранее склонивших копья, ни свернуть в стороны, ни бежать степняки уже не могли! Пусть первые ряды плотной толпы половцев спешно развернули лошадей, задние еще не знали об опасности — и продолжали неспешно следовать вперед. В итоге на льду образовался затор из напирающих друг на друга татар, время было потеряно… А сверкающей на солнце клин отборных гридей Пронска сорвавшейся с тетивы стрелой долетел до поганых, и врезался в спины пытающихся спастись бегством ворогов! Захрустели древки копий, закричали пронзенные насквозь пиками степняки, дрогнула вся атакованная русичами тысяча половцев, еще не зная, что невелика силами дружина орусутов…
Так началась вторая битва за Пронск: князь Михаил Всеволодович с тремя сотнями воев атаковал головную тысячу, следующую впереди тумена Субэдэя. Мог ли он об этом знать? Едва ли… Да и что изменило бы это знание?
Я с трудом отдышался, стирая со лба обильный, липкий и горячий пот, часто хватая разгоряченной глоткой ледяной воздух. В своем настоящем после такого обязательно бы слег с ангиной! А здесь ничего: и иммунитет у предка-носителя был заметно крепче моего, да и закалился я за последние месяцы так, что не только горло о себе не напоминало — насморк ни разу не беспокоил!
Все-таки у жизни в средневековой Руси есть свои плюсы!
— Все братцы, натягивай тетивы!
Гонец от князя, упредивший следующую на лыжах дружину о близости поганых, доскакал до нас, когда до завидневшегося впереди Царева холма-кургана оставалось две версты с гаком. И вот понимая, что лучшее для засады место нужно успеть обязательно занять — пока наши соратники своей кровью платят за выигрыш во времени — вся рать неудержимо рванула вперед! Рвануть-то рванула, да под конец темп держать было конечно… Тяжко. Но ведь добежали же…
Внимательно осмотрев «удобное» для засады место, прикинув все плюсы и минусы предложенной князем позиции, я, конечно, не удержался от крепкого словца — после чего спешно направился к уже распределяющему своих людей Ратибору:
— Воевода!
Герой обороны Ижеславца, успевший повоевать со мной плечом к плечу, выглядит несколько лучше, чем во время нашей последней встречи: плечи расправились, фигура его задышала еще не увядшей силой. Как кажется, оправился немолодой, но еще могучий муж после гибели племянника (эх, Захар Глебович, отчаянный был мужик!). Правда, поседел при этом воевода окончательно… Подняв на меня глаза, Ратибор лишь кивнул, дав понять, что слушает:
— Смотри воевода: предлагаю треть запаса железных рогулек высыпать на реку, а перед ним свалить все сани, да поджечь их! Если кто из нас после сумеет уйти — то лыжами, а так… Пусть сани прогорят, растопят лед — глядишь, по Прони поганые и не пройдут. Сегодня — так точно не пройдут! А двумя третями запаса рогулек мы закроем перешеек между холмом и лесом — сразу туда татары не полезут, а как полезут, так и завязнут… Сотню лучников своих дам, ударят по поганым, когда на перешеек вступят, да на рогульки напорются — а твои с холма добавят. Остальных воев я отвожу на высокий берег да возьму с собой половину самострелов станковых — когда враг на реке встанет и полезет на холм, да в сторону перешейка потянется, так мы их в спины-то и приголубим… Добро?
Воевода коротко кивнул, после чего отрывисто бросил:
— Добро.
Ну вот, с планом на бой и порешали…
Несмотря на то, что добрались мы до Пронска всего за три дня, внушительно срезав дорогу по зимнику на Истье, все же общий выигрыш времени едва-едва покрыл фору головного отряда поганых! А ведь выступили мы сразу после того, как последние отряды татар отдалились от Рязани на несколько верст…
Скорое появление врага стало для меня самого крайне гадкой неожиданностью — прибыв в город, я рассчитывал дать людям отдых (да что там говорить, и сам хотел отдохнуть!). А кроме того, лелеял в душе надежду повидаться с Ростиславой в спокойной обстановке… Но не судьба. Княжну я увидел лишь мельком, когда ее спешно выводили из терема в сопровождении отряда телохранителей — мы и взглядами-то встретились всего на мгновение. Правда какое… В очах любимой промелькнули и счастье от того, что она видит меня живым, и радость внезапной встречи, и невыносимая, мучительная тоска от стремительного расставания, и вновь вспыхнувшая тревога за мою судьбу — а еще трогательная нежность, забота, ласка… Не знаю, что девушка успела прочесть в моих — я и сам с трудом могу понять, что я испытал в тот короткий и столь запомнившийся мне миг… Но пришел в себя лишь после того, как санный обоз с княжной покинул двор терема и выехал за его ворота.
А после были спешные приготовления, проверка броней, оружия, целостности тетив и стрел. Несколько возков уже готовых срезней я получил в заботливо наполненных Михаилом Всеволодовичем арсеналах, а с ними заметно меньшее количество «боезапаса» с гранеными и шиловидными наконечниками. Дав людям совсем короткий отдых, мне удалось организовать для них обед с горячей кашей — хоть что-то! И тут уж все равно, что драться с полным желудком — значит уменьшить шансы на выживание. Без горячей еды новый марш бы дался дружинникам очень тяжело — а те, кто начинает бой, УЖЕ шатаясь от усталости, рискует погибнуть гораздо быстрее, чем с ранением в набитое брюхо…
И вот, наконец, мы добрались до места будущей засады, окончательно упрев. Подгоняя людей и заставляя десятников и сотников как можно скорее распределять лучников между деревьями, я тут же командую:
— Срезни воткните в снег, так ловчее будет бить по ворогу! И помните — без команды не высовываемся, не стреляем! Ждем моего приказа!!!
Михаил Всеволодович в очередной раз яростно рубанул посеребренным кавалерийским чеканом, из бойка которого с тыльной стороны хищно торчит жало клевца. Враг перекрылся саблей, встретив княжеский удар плоскостью клинка — но молодой витязь бил щедро, не жалея сил! А, кроме того, у излюбленного русичами оружия центр тяжести смещен к бойку — и потому даже встретившись с вражеским блоком, топор провалил его, лишь немного изменив направление удара, и все же дотянулся до лица степняка! Татарин вскрикнул от резкой боли в разрубленной брови, инстинктивно отпрянул, пытаясь закрыть щитом неудобную для защиты правую сторону корпуса, но уже не увидел второго удара из-за щедро хлынувшей на лицо крови…