Зло
Шрифт:
Он попытался выглядеть как можно более беспечным, когда ел только одной половиной рта, и жевал медленно, чтобы зубы не задевали опухоль и швы с внутренней стороны.
На следующий день опухоль вокруг глаза спала настолько, что зрение полностью вернулось. Переливающийся синим и зелёным цветами синяк на лице раскинулся от обеих глазниц через распухший нос и зашитые раны вплоть до челюсти.
За ужином Эрик бросил украдкой несколько комментариев о запахе дерьма и прочем, чтобы приучить Силверхиелма к постоянству своих издевок. А префект смотрел вниз в тарелку или вверх в потолок и делал вид, что не слышит
Но шла среда, и после ужина ожидалось совещание совета. К своему удивлению, Эрик услышал, что и его имя попало в список приглашённых. Совет ведь не стал бы вызывать его за отказ выполнять приказы. Выходным больше или меньше — не это делало погоду. И он не попадался на незаконном курении. Неужели они были настолько глупы, что действительно собирались вспомнить ведро с дерьмом на лице Силверхиелма? Ей-ей неразумно было вновь привлекать внимание ко всей этой вонючей истории. Неужели они действительно собирались осудить его за дерьмо? Тут следовало предусмотреть варианты.
После ужина до начала совета у них с Пьером (которого не было в списке приглашенных) оставалось примерно четверть часа для обсуждения.
Итак. Они вынесли известное ведро в умывальную комнату и пошли спать. И вообще, знают о вылитом в комнате начальства дерьме только по всевозможным слухам, достигшим их ушей. Всё проще простого. Отказываться и не знать.
Да, именно так следовало строить свою защиту.
Эрик демонстративно принюхался, войдя в классную комнату номер шесть, и с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться, когда увидел реакцию на физиономиях членов нового совета.
«Ты понимаешь, почему ты здесь?» — начал Силверхиелм.
«Нет, господин комендант, не понимаю».
«Неужели ты настолько глуп?»
«Наверное, господин комендант. И кстати, здесь нехудо бы проветрить».
Реплика задела как удар хлыстом. Силверхиелм несколько раз хватил ртом воздух, приходя в себя, чтобы продолжить.
«Разъясняю. Речь идёт о преступлении против параграфа тринадцать. Карается исключением. Ты ведь знаешь это? В любом случае обязан знать».
«Конечно, знаю. Но я же не ударил тебя. Если бы я защищался в столовой, ты точно уж не смог бы сидеть здесь сегодня. Но я всё время держал руки за спиной, пока ты пытался свалить меня».
«Не валяй дурака, мы говорим не об этом событии. Ты очень хорошо представляешь, о чём идёт речь».
«Что я якобы причинил физический вред кому-то? То есть самому господину коменданту? Вылив мочу и кал четырёхклассников и членов совета на лицо господина коменданта, когда он спал? Вы это имеете в виду?»
«Да, и хорошо, если ты признаешься. Мы знаем, что это сделал ты».
Старый трюк. Только два человека знали правду — он и Пьер. А по-настоящему, только один человек в мире точно знал, как всё прошло. Он сам. Как стучало сердце, когда он стоял в темноте и прислушивался к их дыханию. Как включил свет, чтобы посмотреть, кто где
«Ага, — сказал Эрик после своей сознательно долгой паузы. — Я могу только сожалеть, что это оказался кто-то другой. Вы и представить себе не можете, какое удовольствие я испытал бы, дав господину коменданту Шлему-из-Дерьма как раз то, что ему необходимо. Но, к сожалению, значит, другой человек пришёл к этой замечательной идее раньше меня».
«Это мог сделать только ты», — сказал вице-префект Дален.
Эрик поймал взгляд Далена и смотрел ему в глаза достаточно долго, чтобы Дален начал моргать.
«А откуда господин вице-комендант Мигалка знает это, я могу спросить?»
«Кончай дерзить!» — крикнул Силверхиелм.
«Яволь, господин комендант», — ответил Эрик.
«Ты получишь свой ад здесь и сейчас, будь уверен», — прошипел один из новых членов совета.
Эрик махнул рукой в его сторону, как бы для того, чтобы заставить замолчать, и повернулся к Силверхиелму.
«Вы обязаны доказать, что это сделал я. Докажите в таком случае. Все знают наверняка, что ты сам бросил ведро с мочой и калом в мою и Пьера Танги комнату. Мы все, находящиеся здесь, принимали участие в скромной попытке умиротворения в Монашескую ночь. Но, что касается продолжения, я только слышал смешные истории, как кто-то вылил то же самое дерьмо на Силверхиелма. Извините, я имею в виду на Шлем-из-Дерьма».
«Если ты не признаешься, то сделаешь только хуже себе самому», — процедил Силверхиелм сквозь сжатые зубы.
«Ты же, наверное, понимаешь, что, даже если бы я осквернил тебя, вы вряд ли дождетесь моего признания? У меня нет никакого желания стать исключённым. Вы закончили? Я могу идти?»
Эрик сделал вид, что собирается уходить.
Естественно, они взревели, перебивая друг друга. Дескать, он должен оставаться на своём месте, и стоять нормально, и не может уйти раньше, чем они позволят.
«Ладно, в таком случае давайте ваши доказательства».
«Мы ведь можем заставить тебя признаться», — угрожающе заявил Густав Дален.
Эрик снова попытался перехватить его взгляд, но потерпел неудачу.
«Вы никогда не заставите», — ответил он.
«Но ты уже признался, — наступал Силверхиелм. — Потому что фактически имел в виду, что будешь всё отрицать. А это означает, следовательно, что ты косвенно признаёшься. У нас же есть это в протоколе. Секретарь, запиши: он сказал, что не собирается признаваться, поскольку не хочет, чтобы его исключили».
«Я так не говорил. Я сказал, что вы никогда не заставите меня признаться. И всё».
«Берегись, мы многое можем, если только захотим», — тявкнул один из новичков.
Эрик попытался улыбнуться как можно шире этому новому члену совета, прежде чем ответил (и швы с внутренней стороны рта сразу же дали знать о себе).
«Признание, полученное под пытками, не имеет силы начиная с середины XIX века. Это должен знать даже такой невежда, как ты. И методы твои не помогут».
«Но мы можем провести пару раундов с твоим товарищем по комнате», — ответил Силверхиелм.