Злоба

Дубов Дмитрий

Он же не успокоился до тех пор, пока не заломил мне руку, и не уложил посреди коридора. Ещё секунда и рука моя была бы сломана, но положение спасла Алла.

– Стас, – сказала она вполне серьёзно, – если ты сейчас же не прекратишь, то на отношения можешь не рассчитывать.

7

Тридцать первое августа.

У нас была ещё одна традиция. Именно из-за неё компания собиралась не в обед, не вечером, а в девять часов утра. И посиделки мы начинали не с вина или пива, а с крепкого кофе. В душе каждого из нас жил несостоявшийся

писатель, и вот, раз в год мы готовили историю, которую рассказывали за накрытым столом. Требование было лишь одно: это должна была быть страшная история.

Не буду приводить их сейчас, но обещаю, что в процессе своего рассказа передам их все, поскольку каждая имела отношение к тому, что произошло дальше. Даже теперь, когда я вычитываю их из жёлтых страниц записных книжек моих друзей, меня охватывает странное мистическое чувство. Будто мы все знали, что с нами будет.

Но в тот день – тридцать первого августа – ещё никто ни о чём не подозревал, и каждый просто пытался посильнее напугать своих друзей. Этот страх как-то сплачивал нас всех. Иногда нам даже казалось, что нас всего семеро, и никого, кроме нас, не существует, и нет ничего за пределами этих стен. Нам всегда было здорово всем вместе, и в любую авантюру мы впутывались сообща.

К пяти вечера истории были рассказаны, появилось горячительное, и гитара загуляла по рукам. Кружок любителей оригинальных повестей превратился в обычную подгулявшую компанию. Нам было весело, и никто думать не думал о том, что случится на следующее утро.

8

Первое сентября.

– Извини меня, – буркнул Стас, сидящий от меня по левую руку.

Из ноздри у него торчала пропитавшаяся кровью ватка. Мне тоже досталось: на лбу красовалась здоровенная шишка.

– Да, ничего, всё в порядке, – проворчал я в ответ.

То, что побудило нас броситься друг на друга, исчезло, но недовольство самим фактором стычки осталось, однако, это было скорее недовольство собой.

– Итак, – взял слово Сёма, – давайте вернёмся к тому, из-за чего я попросил подняться вас всех в такую рань. Мы с Колей не спали. Он глазел в телескоп, а я проверял датчики. Около трёх ночи он примчался ко мне с сообщением об упавшем метеорите. Буквально в следующую минуту приборы стали фиксировать изрядную активность отрицательного поля. Тут же раздался крик из вашей (он кивнул мне головой) спальни.

– Мы решили не тревожить вас, – вклинился Коля, – ведь всё успокоилось.

– Да, – подтвердил Сёма, – мы дали бы вам выспаться, но через полчаса мы поссорились, а когда помирились, решили, что всё это неспроста, и принялись будить всех.

– Теперь мы все это видим, – сказала Алла.

– Вот у Коли насчёт этого есть своя теория, – сказал Сёма.

– Да! Да! Да! – тот аж со стула вскочил. – Я считаю, что всё это, ну, как бы взаимосвязано. То есть метеорит и активность этого… отрицательного поля, вот. И вся наша злобливость, как следствие! Мне вот кажется, что

так оно и есть, да!

Задумчивость материализовалась и повисла над столом.

– Правда, я так не считаю, – сказал Сёма, и с опаской покосился на Колю.

Этого взгляда было достаточно для того, чтобы понять, из-за чего с утра возникла ссора между ними. Но сейчас этого не повторилось.

– Вполне сомнительно, – поддержала Сёму Умница, как мы звали Аллу между собой.

Коля уже хотел добавить что-то в защиту своей теории, но тут прокашлялся Стёпа, собираясь высказаться, и все взгляды обратились к нему, потому что говорил он крайне мало, но всегда по делу.

– Ребята, – сказал он, – давайте не будем делать скоропалительных выводов. Может быть, Коля прав, а может, и нет, но прямо сейчас мы об этом узнать никак не сможем. Нужно время. Другое дело: хотим мы разобраться в произошедшем, или это останется в нас и послужит лишь основой для чьего-нибудь рассказа на будущий год.

Он окинул взглядом всех присутствующих.

– Я лично за то, чтобы попробовать разобраться во всём и найти связь, если она есть.

– Я поддерживаю, – сказал я.

– Я тоже, – сказала Лана, выглядевшая на порядок лучше, чем час назад.

– Я «за», то есть поддерживаю на все сто процентов, – протараторил Коля.

Сёма с Умницей ещё раздумывали некоторое время, но тоже присоединились к нам.

Оставался Стас. Он единственный хмурился ещё до сих пор.

– А я считаю, – пробормотал он, – что всё это чушь собачья, о которой надо забыть, чем раньше, тем лучше.

– Ну, что ж, – подвёл итог Стёпа, – расклад сил понятен, будем копать.

9

Больше об этом никто не сказал ни слова, хотя событие было, прямо скажем, из ряда вон выходящее. Ближе к десяти обстановка и вовсе разрядилась, и стала относительно похожа на вчерашнюю. Пускай мы не пили, а веселиться от всей души мешало утреннее происшествие, но всё же мы были добрыми друзьями и встречались не так часто, чтобы портить эти собрания какой-либо натянутостью.

Снова рассказывали истории, но теперь это были истории о себе. У каждого была своя жизнь, и он делился ею с нами; её заботами, проблемами и радостями. Остальные слушали, подбадривали, советовали, то есть делали всё то, что делают добрые друзья.

После скромного обеда, сооружённого по преимуществу из остатков вчерашней роскоши, ребята стали потихоньку разъезжаться. Перед этим, правда, было сказано, что если кто что узнает, то спешит поделиться со мной, а если что-то экстренное, то все собираются тут. Тогда я не относился к этому серьёзно, ведь у меня тоже была своя жизнь.

К четырём разъехались все. Последним я провожал Стёпу. Он был самым взрослым из нас, вдобавок самым рослым и крепким, а также умным, что его тягу к нам вообще делало загадкой. Нет, не зря его прозвали Философом, – было в нём что-то от великих деятелей ума прошлого.