Злобный король
Шрифт:
— Блядь, да. Я хочу вытатуировать свое имя прямо здесь, — пробормотал я, обхватывая округлые шары.
Я широко раздвинул их, прежде чем наклониться и лизнуть по центру. Она сразу же напряглась, пытаясь оттолкнуть меня, но я не позволил ей. Вцепившись руками в ее бедра, я удерживал ее распростертой перед собой и мурлыкал, касаясь кожи.
— Язык или член, королева бала. Решай. В любом случае, эта попка моя, и я бы предпочел разрушать тебя медленно.
Она задрожала подо мной, но не стала сопротивляться, когда я наклонился
Черт, она представляла собой потрясающее зрелище, лежа обнаженной на белых простынях. Ее оливковая кожа и изгибы, темные волосы на холмике и розовые соски — все это призывало меня поглотить ее.
Она оперлась на локти, согнувшись пополам. Смущение пылало на ее щеках от моего пристального изучения.
— Ты — самое прекрасное, что я когда-либо видел. — Мой голос был грубым.
— Швея хотела, чтобы я сбросила пять фунтов, — прошептала она после короткой паузы.
Я презрительно фыркнул.
— Скажи мне ее имя. Я убью ее за тебя.
Улыбка озарила потрясающее лицо Софии, и она покачала головой.
— Убийство людей не может быть твоим основным методом решения проблем.
— Почему нет? Очень эффективно. Я докажу тебе это, когда убью твоего кузена, — пробормотал я. Моя рука опустилась на член, отчаянно требующий внимания, и я позволил своему взгляду задержаться на всех ее изгибах и впадинках.
— Ты действительно собираешься убить его? — спросила София, ее глаза расширились.
— Блядь, да, и любого другого, кто встанет у меня на пути. Теперь раздвинь колени для меня, — проинструктировал я ее.
Она снова покраснела, невинная, как чертова школьница, несмотря на свои двадцать два года.
— Зачем? — с вызовом спросила она, потому что София никогда не слышала из моих уст ни одного слова, которое ей не хотелось бы оспорить.
— Затем, что я собираюсь лизать тебя снова, пока ты не забрызгаешь всю кровать, а потом я тебя трахну. На этот раз я главный, и я не веду переговоров.
— Я принимаю таблетки, просто чтобы ты знал… на случай, если ты волновался.
— Разве похоже, что я волновался?
Иногда она меня забавляла. София понятия не имела, насколько долгосрочными были мои намерения в отношении нее.
Она сглотнула.
— Большинство парней волновались бы, я думаю.
— Если ты еще не поняла, я не такой, как большинство парней, и, хотя то, что ты предохраняешься, разочаровывает, в этом нет ничего такого, чего нельзя было бы исправить в будущем.
Она
— В смысле?
— А ты как думаешь? А теперь разведи колени в стороны, или я свяжу тебя так, как хочу, и буду удерживать часами.
Она прикусила губу, борясь с отказом, но подтянула колени и широко раскрылась для меня.
Я усмехнулся, снова опуская голову и вылизывая ее центр.
— Хорошая девочка. Это было не так уж сложно, правда?
— Пошел ты, Николай, — пробормотала она и застонала, когда я задержался над ее киской и сплюнул на подрагивающий центр, сделав ее еще более влажной.
— О, я войду в тебя, lastochka, и буду входить до конца ночи.
Я нырнул внутрь, лаская ее клитор и растягивая его пальцами.
София сдалась, когда я погрузил три пальца в ее киску и один в ее попку, щелкая языком по клитору как сумасшедший. Она громко кончила.
Я в последний раз поцеловал ее дергающуюся киску и двинулся вверх.
— Веди себя тихо. Что подумает бедный Анджело?
София бездыханно рассмеялась.
— Это Анджело помогает тебе?
— Твой телохранитель — единственный, кто так же, как и я, заинтересован в том, чтобы убраться к чертовой матери из этой дыры.
Я поцеловал ее в шею, скользя членом внутрь нее. Ее стенки были так напряжены, что мне стоило больших усилий раздвинуть их. Она была чертовски мокрой от траха пальцами, и с каждой секундой ее тугие мышцы раскрывались чуть больше.
Я опустил одну руку на клитор, чтобы еще больше расслабить ее, а другую — на горло. Мне нравилось чувствовать, как под моими пальцами бьется ее пульс, показывая истинные чувства, даже когда ее рот отрицал мое воздействие на нее. Ее сердце знало правду.
— Той ночью был твой первый раз, королева бала? Скажи мне правду.
Она ахнула, выгибая спину и царапая мои плечи, когда я толкнулся глубже.
— Звучит так, будто ты уже знаешь, — ответила она на выдохе.
— Ну, утром было трудно определить, моя это кровь или твоя, — пробормотал я, уверенно погружаясь в нее, хотя ее тело, казалось, пыталось вытолкнуть меня.
Это было лучше, чем все, что я когда-либо испытывал. Осознание того, что она не была ни с кем другим, успокоило рану внутри меня, нанесенную ее помолвкой с моим братом.
Пока я ждал ее, мне и в голову не приходило, что она тоже ждала меня. Конечно, причина могла быть в мерах контроля Антонио, которые помешали ей связаться с кем-то еще, но темной, собственнической части меня это было безразлично. Единственное, что меня волновало, — то, что эта женщина моя, и только моя. У нее не было отношений с другими, о которых можно было бы вздыхать или вспоминать с нежностью. Я — единственный мужчина, который когда-либо был внутри нее. От одной этой мысли я чуть не кончил, хотя вошел в неё лишь наполовину.