Злобный
Шрифт:
Хуже всего то, что я знала это.
В животе урчит, и на секунду мне кажется, что меня тошнит, но я делаю глубокий вдох, и тошнота проходит.
Так было не всегда. Меня сильно вырвало на прошлой неделе, я начала нервничать, когда ела.
Я ненавижу его больше, чем когда-либо кого-либо ненавидела, и эта эмоция проявляется физически и разъедает мое тело.
И все же ... есть это упрямое, настойчивое маленькое пламя желания, которое продолжает гореть для него глубоко в моей душе.
Я такая гребаная
Я должна быть больна, чтобы все еще хотеть человека, который так безжалостно обращался со мной.
Тем не менее, каждый раз, когда я думаю о наших поздних ночах вместе, о ощущении его рук на мне, о прикосновении его губ.…
Фыркая от отвращения, я сжимаю бедра вместе и качаю головой.
— Да пошел ты, Сэйнт.
Выбросив мысли о нем из головы, я снова сосредотачиваюсь на фотографии. Это, пожалуй, единственное, что может удержать меня от размышлений о Горячем Драко, поэтому я изучаю её почти без остановки с тех пор, как вернулся в Атланту.
Края фотографии начинают морщиться от того, как долго я треплю ее в своих руках.
Растянувшись на спине на кровати, я держу её над лицом и скольжу взглядом по двум мальчикам слева и мистеру Анжеллу, на самом деле не заботясь о них, и сосредотачиваюсь на двух других фигурах справа.
Его бывший деловой партнер и Нора. Девушка, которая так похожа на меня.
Девушка, которая похожа на Дженн.
Я провела расследование, чтобы попытаться узнать о них больше, но интернет оказался на удивление бесполезным.
Кроме того, он рассказал мне то, что я уже знала, что Бенджамин был соучредителем NightOwl, социальной сети, которой владеет мистер Анжелл, там не было ничего, кроме краткой статьи о его смерти в автомобильной аварии шестнадцать лет назад и некролога его матери, эксцентричной светской львицы, которая умерла пять лет назад.
О Норе там ничего не было.
Не то чтобы мне было о чем искать, учитывая, что я не знаю ее фамилии. Но даже после того, как я связала ее с Бенджамином, я ничего не нашла.
Когда я показала фотографию Карли и спросила, похожа ли девушка на маму, она долго рассматривала ее, прежде чем вернуть и сказать, что что-то было не так и что это определенно не Дженн.
Я не стала говорить, что девушка на фотографии не была под кайфом, или пьяна, или избита после жизни, полной тяжелых вечеринок и плохих решений.
Я просто пожала плечами на череду любопытных вопросов Карли и пробормотала ложь: что это проект, который я сделала для художественного задания. Потому что я не могу дать точного объяснения. Не про изображение и уж точно не записке, где пишут о моих настоящих родителях или предупреждают не позволять ему победить.
Победить кому?
Кого я должна
Этот ублюдок уже сделал это.
Стук в дверь моей спальни отрывает меня от моих суматошных размышлений, и я быстро прячу фотографию и записку под подушку и кричу: — Войдите.
В следующий момент Карли врывается в мою комнату. Она полна горячей энергии, когда начинает расхаживать по моей комнате.
Я со вздохом сажусь, обхватываю руками свои голые ноги и готовлюсь к ее последней тираде. Она была такой почти с той минуты, как я приехала домой. На самом деле, наверное, с той минуты, как я смогла полностью объяснить, что произошло в ту ночь, когда загорелся дом Ангеллов.
Она постоянно находилась в режиме мамы-медведицы, но у нее нет никого, в кого она могла бы вонзить свои когти.
— Я так зла, — рычит она. Она не сразу вдается в подробности, но это не имеет значения. К настоящему времени я достаточно хорошо знаю контекст ее гнева.
— Карли, ты должна отпустить это.
Она поворачивается ко мне, ее большие голубые глаза еще больше расширяются от недоверия.
— Отпустить это? После того, что они с тобой сделали? Ни за что на свете!
— Дай угадаю, ты только что снова говорила с директором Олдриджем?
Ее растрепанный светлый пучок колышется вверх и вниз, когда она качает головой.
— Он сказал мне, что свяжется с нами по поводу ваших пропущенных экзаменов после каникул. Ты не виновата, что пропустила эти чертовы экзамены. Это не твоя вина, что они заставили тебя уйти.
Я почесываю подбородок, пытаясь придумать что-нибудь новое, чтобы успокоить ее ярость.
— По крайней мере, они не арестовали меня.
Боже, это звучит так жалко.
— Ты вообще не должна была быть подозреваемой! — заявляет она.
Я полностью согласна с ней, но я измотана всей этой ситуацией.
Я бы предпочла забыть все об Ангелвью и о том дерьме, через которое я там прошла. Я не хочу думать ни о чем из этого.
Сэйнт. Лорен. Гейб. Лиам. Собрание. Мой арест.
Теперь все кончено, и поскольку я не планирую возвращаться, какое все это имеет значение? Не похоже, что я когда-нибудь снова увижу этих придурков.
Я чувствую странную боль в сердце при мысли о том, что больше никогда не увижу Сэйнта, но напоминаю себе, что это потому, что у меня болит голова, и я не всегда понимаю, что лучше для меня.
Еще несколько недель вдали от этого места, и он будет вычищен из моей системы, как с помощью одной из тех детоксикаций наркотиков, которые Дженн заказывала онлайн всякий раз, когда ей нужно было найти новую работу.
Я просто ухожу в себя, цепляясь за то, чтобы придумать что-нибудь искупительное в нем, когда ничего нет. Я имею в виду, что даже когда он спас меня, он поставил себе цель унизить меня.